– Если скажу – это будет уже не секрет, – прошептал Сулла, нежно покусывая ее ухо. – Секрет, секрет! Все держим в тайне, ладно? И даже то, что обещан сюрприз. Клянешься?

– Клянусь! – она возбужденно дышала.

– Запомни: на восьмую ночь после нынешней, в начале третьего часа темноты, ты выскользнешь из дома и придешь сюда – совершенно одна. Придешь и спрячешься в той роще, – сказал Сулла, обнимая ее за талию.

– А твой сюрприз мне понравится? – она уже начинала жеманиться, как юная девица; дурацкий же вид у женщин в возрасте, строящих из себя девочек…

– Понравится. Лучшего ты, пожалуй, никогда уже не увидишь, – заверил Сулла. – Но – два условия.

– Какие же?

– Прежде всего, никто, даже малышка Бити, не должен ничего знать. Если проболтаешься – расстроишь все дело. Не видать тебе тогда сюрприза, да и меня разозлишь. Ты ведь не любишь, когда я злюсь, правда, Клитумна?

Она вздрогнула:

– Нет-нет, Луций Корнелий, не злись, пожалуйста, не злись…

– Тогда – молчок. Еще лучше, если ты и виду не подашь, что тебя ждет неслыханный подарок. Пусть все думают, что ты по-прежнему пребываешь в тоске и печали.

– Я все сделаю, как ты велишь, Луций Корнелий! – с пылом обещала Клитумна.

Сулла знал, о каком сюрпризе может она мечтать: о новой любовнице для обоих, о компаньонке, в милой болтовне с которой можно будет коротать промежутки между ночами, полными страсти. Что ж, пусть ждет исполненья мечты… Клятву она не нарушит, в этом Сулла тоже был уверен. Побоится, что Сулла, рассердившись, бросит ее, оставив в одиночестве. Тем более, что теперь Суллу, получившего наследство после смерти Никополис, нужда не удерживает у подола Клитумны. Да и вообще Суллу стоит побаиваться. Никто не пренебрегал его угрозами. Потому-то слуги из дома Клитумны и помалкивали о том, что связывало Клитумну, Никополис и Суллу, а если и проговаривались порой, то так боязливо, так неясно, что толком и не поймешь.

– Есть и еще одно условие, – сказал Сулла.

– Да, дорогой? – снова прижалась она к Сулле.

– Если ночь выдастся пасмурной, сюрприза не будет. Так что следи за небом. Коли луна за тучами – жди следующей ночи, ясной.

– Я все поняла, Луций Корнелий.

Итак, Сулла отправился в Рим в наемном экипаже, оставив Клитумну хранить их общую великую тайну. Даже малышка Бити, с которой Клитумна теперь спала, была уверена, что хозяйка дома по-прежнему убита горем.

В Риме Сулла собрал слуг из дома Клитумны – их оставили здесь, ибо на вилле в Цирцее имелись свои слуги: в отсутствие госпожи они охраняли ее имущество, понемногу его разворовывая. Теперь точно тем же занимались и римские.

– Сколько слуг госпожа оставила здесь, Ямус? – спросил Сулла, держа перед собою какой-то список.

– Меня, двух мужчин и двух женщин, мальчика-посыльного и повара, Луций Корнелий, – ответствовал управляющий.

– Хорошо. Тогда вам придется сходить и нанять кого-то в помощь, поскольку через четыре дня я собираюсь провести пирушку.

Сулла помахал перед носом управляющего списком. Тот не знал, то ли протестовать, поскольку Клитумна не оставила ему на сей счет никаких распоряжений, то ли исполнять приказание: ни понесенных затрат, ни жалоб на Суллу хозяйка равно не одобрит. Сулла понял, что смущает Ямуса.

– Пирушка моя, и плачу за нее я сам, – успокоил он управляющего. – А вам может перепасть и награда. При двух, правда, условиях: во-первых, если поможете ее устроить, и, во-вторых, если не станете об этой пирушке упоминать, когда Клитумна будет уже дома. Ясно?

– Вполне, Луций Корнелий, – Ямус низко поклонился; какой же раб оттолкнет щедрую руку?

Сам Сулла направился нанимать танцоров, музыкантов, барабанщиков, певцов, фокусников, клоунов. О его вечеринке должен был говорить весь Палатин! Последним он навестил комика Скилакса.

– Я намерен одолжить у тебя Метробиуса, – сказал он, врываясь в комнату, служившую Скилаксу одновременно и гостиной, и кабинетом, и представлявшую собой апартаменты сластолюбца: благоухающие фимиамом, сверх всякой меры украшенные драпировками, тесно заставленные кушетками и пуфами, что набиты мягчайшим пухом.

– Право, Скилакс, нельзя быть таким неженкой. Ты же не правитель Сирии! – упрекнул его Сулла. – Обзавелся бы ты нормальной мебелью, набитой конским волосом. На этой же чувствуешь себя, словно на толстую потаскуху взгромоздился. Тьфу!

– Насрать мне на твои вкусы, – прошепелявил Скилакс.

– Ну, пока в твоих руках такое сокровище, как Метробиус, тебе и впрямь на всех насрать.

– С чего это я должен отдать тебе мальчика, ты, дикарь? – Скилакс пробежался ладонями по золотистым локонам своего парика и зыркнул на соперника из-под длинных ресниц, подкрашенных стибиумом.

– Потому что этот мальчишка – не про тебя, – сказал Сулла, ногой пробуя мягкость дорогой кушетки.

– Он мой! Хоть ты и выкрал его у меня и таскал за собой по всей Италии, – он был моим и остался. Не знаю уж, что ты с ним сделал, но ты украл его у меня, украл!