– Неужели и мне предстоят такие заботы? – испугался Марий. Вряд ли с этой избалованной девчонкой что-то серьезное. Быть с нею построже, не обращать внимания на капризы – вот самое верное лекарство от этой болезни! Но уж лучше говорить о Юлилле, чем слушать стенания Цезаря, которые могут только накликать беду.

– Хотите, чтобы Юлия выведала, что стряслось с сестрой?

– Конечно.

– Может, Юлилла влюбилась? Может, влюбилась в того, кто ей не пара?

– Чушь! – выпалил Цезарь.

– Откуда вам знать…

– Врачи эту гипотезу отвергли, я расспрашивал их.

– А вы ее расспрашивали?

– Естественно.

– Вернее было бы допросить ее служанку…

– Тут вы правы, Гай Марий.

– Она не беременна часом?

– Еще чего!

– Знаете, дорогой тесть, не стоит обращаться со мной, как с чужаком, сующим свой нос в семейные дела. Я – член семьи. Если я, плохо разбирающийся в заботах шестнадцатилетних девушек, предвижу такие возможности, то вам и подавно следует задавать себе эти вопросы. Заведите служанку к себе в кабинет и лупите ее, пока не выведаете все, как есть. Обещаю – пытки и угрозы сломят молчание!

– Что вы, как можно! – сказал Цезарь, ошеломленный самой мыслью о драконовых мерах.

– Достаточно слегка поучить ее палкой, – настаивал Марий. – Пара синяков на ягодицах и упоминание о настоящих пытках развяжут ей язык.

– Я не смогу, – повторил Цезарь.

– Что ж, поступайте как знаете. Но не надейтесь, что дознались до истины, расспрашивая только саму Юлиллу.

– Мои домашние никогда не скрывают от меня истину.

Марий так не думал, но спорить не стал. В комнату постучались.

– Войдите! – крикнул Марий, обрадованный, что можно прекратить бесполезный разговор.

Вошел маленький доктор-грек, Афенодор из Сицилии.

– Господин, ваша жена хочет видеть вас, – сказал он Марию. – Полагаю, будет лучше, если вы придете.

Сердце Мария ушло в пятки.

– Она… она? – Цезарь вскочил в замешательстве.

– Нет, нет! Успокойтесь, господин. Все хорошо, – сказал врач.

Гай Марий никогда еще не присутствовал при родах. Бестрепетно взирал он на убитых и искалеченных в бою – в конце концов, Фортуна вольна и с ним обойтись столь же жестоко; все они – и соратники, и враги – ходили на войне по лезвию солдатского меча. Но нежно любимая Юлия! Увы, он не мог охранить ее от боли, не мог заслонить собою, как заслонял в бою товарища. Более того – он сам виновник, он заставил ее испытывать страшную боль. Вот что угнетало Гая Мария.

Тем не менее, войдя в комнату роженицы, он постарался делать вид, что ничего не происходит. Юлия еще лежала в кровати. Родильный стул, на который ее усадят в завершающей стадии родов, стоял в углу, под покрывалом, так что Марий и не заметил его. Гай был рад, что Юлия не выглядит измученной. Она даже улыбнулась мужу и простерла к нему руки.

Он поцеловал ей руки и глухо спросил:

– С тобой все нормально?

– Конечно… Просто роды будут долгими, так мне сказали. И крови выйдет много. Но пока беспокоиться не о чем.

Ее лицо исказилось от боли, она вцепилась в руки мужа с силой, какой он в ней и не подозревал. Через минуту она ослабила хватку.

– Просто хотелось увидеть тебя, – продолжала она, как ни в чем не бывало. – Можно я буду время от времени смотреть на тебя? Или тебе будет слишком трудно присутствовать при…

– Я готов не разлучаться с тобой ни на минуту, – сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее над бровью – там, где ко лбу прилипла прядь волос. Волосы были влажны, как и ее кожа. Бедная, милая Юлия!

– Все будет хорошо, Гай Марий, – сказала она, отпуская его руки. – Постарайся не слишком переживать. Я знаю: все будет хорошо. Папочка все еще с тобой?

– Да.

Повернувшись, он неожиданно наткнулся на свирепый взгляд Марции, стоявшей в стороне в окружении трех старых повитух. О, боги! Это был взгляд женщины, которая никогда не простит, что он посмел жениться на ее дочери! – Гай Марий, – Юлия окликнула его у двери.