– Я, пожалуй, лучше пойду домой, – сказал Рутилий Руф.

– Ты становишься неженкой, – сказал Марий, свысока глянув на своего почти бегущего спутника. – Хороший поход вернул бы тебе дыхание.

– Хороший отдых – вот что вернуло бы мне дыхание, – Рутилий Руф замедлил шаг. – Я действительно не понимаю, зачем мы туда бежим.

– Во-первых, потому что, когда я покидал Форум, у твоего племянника оставалось два с половиной часа, чтобы закончить свою речь. Это ведь один из пробных процессов, сам понимаешь. И даже внесли изменение в судебную процедуру. Скажем, свидетелей заслушали первыми. Потом дали два часа обвинению, потом три часа защите. После чего претор по делам иностранцев попросит присяжных вынести вердикт.

– Чем им плоха старая процедура? – спросил Рутилий.

– Ох, не знаю, может, новый порядок делает весь процесс интереснее для зрителей, – сказал Марий.

Они спускались по склону кливуса Сакра. Прямо под ними был Форум. Участники суда оставались на месте.

– Какая удача: мы успели на заключительную часть, – обрадовался Марий.

Марк Ливий Друз все еще говорил. Слушали его восхищенно. Чисто выбритый адвокат был явно моложе двадцати лет, среднего роста, коренаст, смугл и черноволос. Он был не из тех, которые пригвождают к месту одним лишь внешним видом, хотя лицо его было достаточно приятным.

– Разве не хорош? – шепотом спросил Марий Рутилий. – Он умеет каждого заставить чувствовать, что он обращается лично к тебе, а не к кому-нибудь еще.

Да, это Друз умел. Даже на расстоянии /Марий и Рутилий стояли позади огромной толпы/ казалось, что темные глаза адвоката смотрят прямо им в глаза – только им.

– Нигде не сказано, что тот факт, что человек-римлянин, автоматически доказывает его правоту, – говорил молодой человек. – Я говорю это не в защиту Луция Фракия, обвиняемого, а в защиту Рима! В защиту чести! В защиту честности! В защиту справедливости! Не ради той пустословной справедливости, которая зиждется на букве закона, но ради той, которая зиждется на духе его. Закон – не тяжкая плита, которая придавливает человека и сплющивает всех до равной толщины. Все люди различны! Закон должен быть мягким одеялом, которое покрывает человека, не стесняя его уникальности. Мы должны всегда помнить, что мы, граждане Рима, – пример остальному миру, особенно наши законы и суды. Разве еще где- либо ведома подобная искушенность? Такое тщательное дознание? Такая предусмотрительность? Такая мудрость? Превосходство Рима признают даже афинские греки. И александрийцы. И перганцы.

Его жестикуляция была величественна, несмотря на его невзрачность фигуры, несмотря на мешковатость тоги – чтобы эффектно носить тогу, человек должен быть высок, широк в плечах, узок в бедрах и обладать безупречной грацией. Марк Ливий Друз не соответствовал ни одному из этих требований. Зато он дивно владел своим телом. Впечатляло любое движение его перста, любой взмах руки. Наклон головы, выражение лица, перемены в походке – какой артистизм!

– Луций Фракий, италиец из Маррувии, – продолжал он, – не преступник, а просто жертва. Никто, включая его самого, не оспаривает тот факт, что весьма крупная сумма, которую ссудил ему Гай Оппий, истрачена. Не оспаривается и то, что эта крупная сумма должна быть возвращена Гаю Оппию вместе с процентами, под которые был дан заем. Так или иначе, выплачена она будет. Если необходимо, Луций Фравк готов продать свои дома, свои земли, своих рабов, свою мебель – все, чем владеет. Более, чем достаточно для возмещения убытков!

Он подошел к первому ряду присяжных и свирепо посмотрел на тех, кто сидел позади.

– Вы выслушали свидетелей. Вы выслушали моего ученого коллегу, обвинителя. Луций Фрак взял взаймы, но он не вор. Я утверждаю: Луций Фрак – на самом деле жертва этого обманщика, Гая Оппия, своего банкира. Уважаемые присяжные, если вы признаете Луция Фрака виновным, вы обрушите всю силу закона на человека, который не является гражданином нашего великого города, и не имеет латинских прав. Вся собственность Луция Фрака будет принудительно распродана, а вы знаете, что это значит. Имущество будет распродано по цене, далекой до истинной, и, возможно, вырученного не хватит, чтобы вернуть всю сумму, – последние слова сопровождались весьма красноречивым взглядом туда, где, окруженный свитой секретарей и бухгалтеров, на складном стуле сидел банкир Оппий.

– Итак, они будут распроданы по цене ниже истинной. Затем, уважаемые члены суда, Луций Фрак будет продан в долговое рабство, где он будет находиться до тех пор, пока не покроет разницу между требуемой суммой и той, что была выручена на распродаже. Возможно, Луций Фрак плохо разбирался в людях, когда нанимал своих служащих, но в самом деле он знаток и человек удачливый. Однако, сможет ли он когда-либо погасить свой долг, если, опозоренный и лишенный собственности, будет продан в рабство? Станет ли Гай Оппий использовать его хотя бы в качестве секретаря – молодой адвокат обращался теперь к банкиру, который, казалось, был потрясен словами Друза.

– Человек, не являющийся гражданином Рима, будучи осужден по уголовному обвинению, обречен прежде всего быть выпоротым. Не просто наказанным плетьми, как был бы на его месте наказан римский гражданин, – возможно, это отчасти больно, но, главным образом, унизительно. Нет! Осужденный должен быть выпорот! Исполосован узловатым кнутом так, чтобы не осталось живого места. Искалечен на всю жизнь. Покрыт шрамами хуже раба с рудников.

Тут у Мария, одного из крупнейших владельцев рудников в Риме, волосы встали дыбом: молодой человек смотрел прямо на него, если, конечно, зрение не подводило Мария. Но все же, как мог молодой Друз взглядом отыскать его, опоздавшего, в такой громадной толпе?

– Мы – римляне! – вскричал адвокат. – Италия и ее граждане находятся под нашей защитой. Предстанем ли мы пред людьми, которые смотрят на нас, владельцами рудников? Осудим ли невинного просто потому, что на документе займа стоит его подпись? Отмахнемся ли от того факта, что он готов полностью возместить убытки? В конце концов, будем ли мы к нему менее справедливы, чем были бы к гражданину Рима?! Подвергнем ли истязанию человека, на которого, скорее, следовало бы одеть бумажный колпак дурака за его глупость, проявившуюся в том, что он поверил вору? Сделаем ли мы его жену вдовой? Уважаемые члены суда – уверен, что нет! Уверен потому, что мы – римляне! Потому что мы – лучшие из людей!

Тут говоривший повернулся и отошел от Гая Оппия, эффектно взмахнув белой тогой. В результате кроме тех из пятидесяти одного присяжного, которые сидели в первом ряду, уставились на пораженного банкира. На него смотрели все, включая и Мария с Руфом. Один из присяжных бесстрастно покосился на Оппия, почесав пальцем горло. Ответ не заставил себя ждать: последовал легчайший кивок крупной головы банкира. Гай Марий заулыбался.