– Я сам доставлю новости в Рим! – сказал он. – Даже если мне для этого понадобятся крылья. Клянусь, я обгоню Квинта Сервилия. Дай мне самую лучшую лошадь. На заре я отправляюсь в Массилию.
Он галопом поскакал в Массилию – без охраны. В Глануме и в Аква Сексте он менял лошадей и добрался до Массилии за семь часов. Большой морской порт, основанный несколько столетий назад греками, уже слышал о великом побоище и пребывал в лихорадке.
Котта отыскал дом этнарха. Поскольку Массилия была связана с Римом дружескими связями, но не подчинялась римлянам, Котте могли вежливо показать на дверь. Но этого не случилось. Особенно после того, как этнарх и его советники услышали принесенные Коттой новости.
– Мне нужен самый быстрый корабль, лучшие моряки и гребцы, – сказал римлянин. – Я плыву налегке – мне нужна только скорость. Так что я возьму две запасные команды гребцов – придется грести в открытом море против ветра. Увидишь, этнарх Аристид: в Риме я буду через три дня. Поплывем не вдоль берега, а по прямой. Нужен хороший лоцман. Когда следующий прилив?
– Корабль будет готов на заре, Марк Аврелий. Как раз к приливу, – сказал этнарх. И деликатно кашлянул: – Кто будет платить?
– Выпиши мне счет. Сенат и римский народ заплатят.
Счет был выписан тут же. Котта посмотрел на баснословную цену и проворчал:
– Вот где трагедия: плохие новости стоят столько же, сколько целая война с германцами! Ясно, что вы не скинете ни драхмы.
– Трагедия – трагедией, – мягко сказал этнарх, – а деньги – деньгами. Мы назвали цену. Не хочешь – не надо.
– Согласен, – сказал Котта.
Сципиону не нужно было делать крюк, чтобы попасть в Массилию. Он, ветеран Нарбо и Испании знал, что в Галльском море всегда дуют встречные ветры. Он делал в среднем по семьдесят миль в день, часто меняя мулов. Сципион все больше уверялся в том, что обгонит даже курьера сенаторов. Он так быстро пересек Альпы, что воконтии, вечно подстерегавшие отдельных римских путников на виа Домиция, не успели напасть на две бешено несущиеся повозки.
К тому времени, когда он достиг Ариминума, Сципион удостоверился, что может достигнуть Рима за семь дней: дороги были хороши, свежих мулов хватало. Пусть он устал, пусть голова у него болит, но свою версию случившегося под Арозио он должен первым изложить Риму. Когда показалась Фанум Фортунае, и повозки свернули на Виа Фламиния, чтобы пересечь Аппенины и спуститься в долину Тибра, Сципион понял, что победил. Именно его версии поверит Рим!
Но у Фортуны был другой любимчик – Марк Аврелий Котта. Он переплыл Галльское море из Массилии в Остию на маленьком корабле, похожем на боевой, хотя жителям Массилии было запрещено иметь военный флот без позволения римлян. Судно легко могло быть превращено в боевое. Пиратство было занятием выгодным, распространенным по всему Средиземному морю. Корабль вышел из прекрасной гавани Массилии на заре одиннадцатого дня октября и бросил якорь в маленькой грязной гавани Остии на заре – за день до начала ид. Спустя три часа Котта вошел в дом консула Публия Рутилия Руфа, разгоняя клиентов, как лиса куриц.
– Прочь! – рявкнул он на клиента, сидевшего у стола Руфа, и когда тот трусливо убежал за дверь, устало опустился на стул.
В полдень Сенат был созван на срочное заседание. В это время Сципион с сыном преодолевали последний участок виа Эмилия.
– Оставьте двери открытыми, – велел Публий Рутилий Руф. Народ должен нас слышать. И пусть писцы запишут все дословно.
Сторонники Сципиона были угрюмы: они боялись новых доказательств своей неправоты. Неделями не получая вестей от Сципиона, доблестный Марк Эмилий Скавр попал в трудное положение, и знал это. Поэтому, когда консул Рутилий Руф приказал оставить двери Сената открытыми, Скавр даже не пошевелился, чтобы настоять на отмене этого решения. Все взоры были устремлены на Котту, которому поставили стул в первом ряду.
– Марк Аврелий Котта сегодня утром прибыл из Остии, – сказал Рутилий Руф. – Три дня назад он был в Массилии, а за день до того – в Арозио, возле которого стояла наша армия. Я прошу Марка Аврелия Котту рассказать, что ему ведомо. Учтите все: ход заседания записывается.
Конечно, Котта привел себя в порядок после долгой дороги, но тень усталости лежала на его лице.
– За день до октябрьских нан, избранные мужи, под Арозио состоялась битва, – сказал Котта. Ему не пришлось повышать голос: в собрании стояла мертвая тишина. – Германцы уничтожили нас. Восемьдесят тысяч наших солдат погибли.
Ни восклицания, ни движения, ни стона. Тишина.
– Я сказал – восемьдесят тысяч. Именно так. Раненых – больше двадцати четырех тысяч. Конница тоже – сгинула…
Котта рассказывал сенаторам о том, что произошло в Арозио: препирательства Сципиона с Маллием Максимом обезглавили войско. Из-за этой распри конница оказалась на отшибе.
– Пять тысяч конников – и их лошади – убиты. Легат Марк Аврелий Скавр был захвачен в плен германцами. Его пытали. Его сожгли заживо. Свидетели рассказывали, что он вел себя храбро.
Сенаторы сидели с мрачными лицами – у большинства из них в этих армиях были сыновья, или братья, или племянники. Мужчины молча плакали, пряча лица в ладонях. Лишь принцепс Скавр оставался спокоен. Но на его лице горели багровые пятна.
– Вы должны сегодня разделить ответственность за поражение, – сказал Котта. – Вы не отрядили к армиям ни одного влиятельного лица. Я, бывший претор, единственный из шестерых, был при должности. В результате Квинт Сервилий Сципион отказался говорить с нами как равными ему – по рождению, положению и даже опыту. Более того, состав делегации он принял за знак поддержки Сената в его, Сципиона, противостоянии с Гнеем Маллием Максимом. И был прав! Если бы вы, избранные мужи, серьезно отнеслись к тому, что Квинт Сервилий не подчиняется приказаниям консула, вы бы включили в делегацию бывших консулов! Но вы этого не сделали. Вы безответственно послали пятерых педариев и одного экс-претора, чтобы мы призвали к порядку одного из самых знатных и высокопоставленных членов Сената!
