частный самолет куда угодно.
В последнем ящике лежали девятимиллиметровый автоматический «лугер», запас патронов к нему и несколько заграничных паспортов, среди них один канадский на имя Филиппа д’Антри.
— Ни одного документа для жены, — сочувственно сказала Делия.
— С тонущего корабля первыми бегут крысы. Как пить дать, он собирался смыться один. Каждый за себя. Если у Натали есть мозги, она тоже припасла себе деньжат на черный день.
— Остались только тетради, — сказала Делия, подавая их Кармайну.
— Русский, русский, русский, русский, русский. — Пять верхних тетрадей одна за другой отправились в стопку, предназначавшуюся для ФБР — А, вот наконец на английском! — Кармайн пролистал несколько страниц и озадаченно посмотрел на Делию. — Такое впечатление, будто у него две личности. Шпион думал и писал на русском языке, а убийца — на английском. Вся жизнь разделена на ячейки; похоже, мистер Филип Смит и его русский двойник — не знаю уж, как его зовут — прекрасно уживались в одном теле.
Кармайн взял трубку.
— Надо предупредить Дездемону, что вернусь сегодня поздно. Если повезет, узнаю, кто помощник Смита, а может, и наемники. — Он взял пять тетрадей. — Точно половина. Пять — на русском, пять — на английском. Я не уйду, пока не прочитаю свою половину. — Он взял руку Делии и поцеловал ее. — Не знаю, как тебя благодарить, мисс Карстерс. Твоя миссия в деле закончилась. Отправляйся домой, отдыхай.
— Была рада помочь, — буркнула Делия. — А домой я не поеду. Сперва схожу в «Мальволио», принесу тебе термос приличного кофе и что-нибудь перекусить. Что предпочитаешь — гамбургер, бутерброд с беконом или с ростбифом?
— Гамбургер, — сдался Кармайн. Что ж, поужинает сегодня два раза. Ничего страшного. Не всегда же так.
— А потом, — продолжала Делия, — навещу Дездемону и Джулиана. У меня было столько дел, с тех пор как они возвратились из Англии, что я даже еще не расспросила, как там мой сумасшедший папочка.
— Все такой же сумасшедший, судя по тому, что я слышал.
Первая тетрадь содержала краткие записи о преступлениях, которые Смит совершил за первые пятнадцать лет на посту директора «Корнукопии». Самая ранняя запись, однако, предшествовала этому назначению.
«Старый Скепс должен уйти, — говорилось в ней. — Приказ недвусмыслен. Одурачить сына будет гораздо проще. Убийство в стиле КГБ — порошок, приготовленный из того же растения, отвар которого мать давала мне в детстве вместо слабительного. Крохотная доза — на канцелярской кнопке уместится. Хватило бы и меньше, но так наверняка. Скепс получит яд с икрой, которую я ему покупаю. Старый скряга всегда восхищается ее качеством».
Затем, через несколько записей: «Король умер, да здравствует король. Хорошо сказано. Мне нравится. Дезмонд Скепс, сын Дезмонда Скепса, унаследовал империю, и Фил тут как тут. Фил всегда рядом. Но я отказался сидеть в правлении».
Следующие две записи о том, как Смит вошел в совет директоров. О дочери и Диди — ни слова.
Тетрадь была своего рода дневником. Кармайн заметил, что записи датированы не так, как принято в Америке, — число проставлено впереди месяца, а не наоборот. Каждый раз речь шла об убийстве кого-то, кто встал на пути Смита, и всегда на помощь мерзавцу приходил волшебный порошок — очевидно, растительный алкалоид, созданный в лабораториях КГБ, чрезвычайно ядовитый. Что же это за растение такое? И почему от него не погиб никто из одиннадцати жертв третьего апреля 1967 года? Яд, похоже, вызывал поражение всех систем организма, подобно бледной поганке. Диагноз — общее
заражение крови.
Ни одного упоминания о том, что Смит похищал какие-то секреты; они должны быть в дневниках на русском. Вот ФБР обрадуется!
В предпоследней тетради Кармайн нашел записи о банкете фонда Максвеллов и
всякий бред о вероломстве доктора Эрики Давенпорт, которую Смит ненавидел.
«Будь проклят день, когда Москва навязала мне эту идиотку! — писал он, дав волю своему гневу. — Дура, красивая дура. Ни на что не способна. Оставляет за собой след шириной в километр. Сколько протестов я отправил, когда она явилась сюда десять лет назад, но все без толку. У нее влиятельные покровители в партии — даже КГБ бессилен. Ее подсунули специально, чтобы следить за мной. Она передает в Москву о каждом моем шаге! Хорошо еще, что боится меня! Такую дуру не составило труда подмять под себя. Но страх не мешает ей докладывать партийным друзьями обо мне, приходится с этим считаться. Конечно, я тоже сообщаю о ее несостоятельности в КГБ. Покровители не дают ее в обиду, но КГБ ко мне прислушивается, я там не последний человек».
Кармайн откинулся в кресле, переводя дух. Вот оно как! Они, оказывается, не сплоченная команда, а противники в шпионской игре. Следили друг за другом, стараясь уличить в идеологической неблагонадежности. Партийцы были недовольны образом жизни Смита, однако его боссы из КГБ, прагматики до мозга костей, понимали, что иначе нельзя. Таким образом, Смит шпионил за Эрикой, а Эрика шпионила за Смитом. Государственный шпионаж был лишь дополнением к их междоусобице. Только один из них мог одержать верх, и Эрика знала, что проигрывает. В Москве власть у КГБ, а не у коммунистической партии.
Кармайн продолжил чтение. Четвертое декабря.
«Тупая сука! Не люблю ругательства, но она сука — тощая, ничтожная сука. Шесть дней назад прибежала ко мне в истерике — Дезмонд ее бросил. Она больше не будет делать ему минет. Он возвращается к Филомене. Какое горе! Сколько слез! «Я люблю его, Фил, я люблю его!» Я посоветовал ей выполнять свой патриотический долг, сохранить деловые отношения со Скепсом, подкидывать ему идеи — мои, разумеется. А Скепс из благодарности будет продвигать эту дурищу по службе. Только эта глупая сука все выла и выла…
…она заявилась с новым признанием на следующий день после банкета, где я собственными глазами видел Дезмонда Скепса под руку с Диди Холл! Притащить шлюху на банкет! Неудивительно, что он предпочел сесть подальше от меня и других директоров! «Я знаю твою тайну, Фил, — прошептал он, проходя мимо. — Знаю про твою дочь. Чистенький Фил Смит и дочь-наркоманка. Что скажут люди?» Он сел за стол толстого банкира. Диди красовалась в облегающем атласном платье бордового цвета и белом норковом палантине. Это, конечно, она напоила Дезмонда. Ему никак нельзя пить больше одной рюмки, иначе он не может остановиться.
К нему подсела Эрика, тоже пьяная. Неужели так трудно управлять своими эмоциями? Дезмонд напился, потому что соскучился по минетам Эрики и неуверен в Филомене, Эрика напилась, потому что любит Дезмонда. Одно цепляется за другое.
Сегодня она примчалась ко мне перепуганная, опять в слезах. Пьяная идиотка сказала Дезмонду, что я — Улисс! Вот оно — оружие, которого я ждал десять лет. Никакие друзья по партии ей не помогут. Я заставил ее изложить все в письменном виде на русском языке в присутствии Стравинского. «Если будешь делать то, что я скажу, — сказал я глупой суке, — мы не станем посылать это в Москву». Наконец я от нее свободен! Она в моей власти! Дезмонд, пьяный в стельку, ничего не слышал. Дурища клянется в этом, и я ей верю. Да я и сам видел. Теперь остается ждать, что будет дальше. Если история Улисса всплывет, Эрика будет все отрицать — притом убедительно. Она в моей власти!»
«В каком мире вы живете, мистер Смит, — думал Кармайн, подливая себе кофе. — По каким
