Производить ром здесь будет гораздо дешевле, чем привозить его на грузовых судах, а даже самым идеалистично настроенным офицерам ром так же необходим, как хлеб и солонина.
— Значит, ничто не помешает мне начать выращивать сахарный тростник. Здешняя почва пригодна для этого, тростник вряд ли станут грызть гусеницы. Несмотря на множество насекомых, этим летом мы соберем отменный урожай пше1 ницы и кукурузы — в этом я не сомневаюсь.
— И я тоже надеюсь, что нам повезет. Гарри Болл с «Запаса» говорит, что скоро сюда привезут новую партию каторжников. В Порт-Джексоне нет прожорливых гусениц, но положение там осложнилось. — Стивен передернулся. — Даже во время урагана я не испугался так, как в тот момент, когда увидел, что вся долина покрыта шевелящейся массой гусениц! Не миллион, а миллион миллионов, целое войско, в сравнение с которым не идут даже орды Аттилы. Возможно, все дело в моем ирландском происхождении, но клянусь: я подумал, что это козни дьявола. Брр! — Снова передернувшись, он сменил тему: — Скажи, Ричард, кто решил отомстить лейтенанту? Одна его овца мертва, вторая искалечена.
Ричард вглядывался в лицо Стивена с нежностью, граничащей с любовью. Он не мог дать определения этому чувству и называл его любовью, несмотря на то что ему недоставало телесной близости. Такую же любовь он испытывал к Уильяму Генри, маленькой Мэри, к Пег. Ко всем, о ком он старался не думать долгие годы.
А теперь их имена всплыли у него в голове так же отчетливо и неумолимо, как ручей пробивался сквозь камни, стали далекими, как звезды, и вместе с тем близкими, как Мак-тавиш на коленях. А все потому, что он назвал Стивена по имени. И теперь за этим именем наперегонки бросились другие имена, пробуждая давние воспоминания и уверяя, что они не стерлись, не потускнели, не улетучились. «Уильям Генри, малышка Мэри, Пег... Они ушли навсегда и вместе с тем никуда не делись. Я — сосуд, наполненный их светом; где-ни-будь и когда-нибудь я вновь познаю такую же любовь. Но не в загробной жизни, а здесь, на острове Норфолк. Я вновь пробуждаюсь. Я оживаю, становлюсь совсем живым. В изгнании я не утратил своей драгоценной сущности. Я не допущу, чтобы ее уничтожили только для того, чтобы досадить мне. Пег, маленькая Мэри, Уильям Генри. Они здесь. Они ждут, когда я позову их. И они будут со мной».
Эти мысли промелькнули у него в голове в один миг, между двумя ударами сердца, но Стивен понял, что в Ричарде произошла какая-то важная перемена. Казалось, он сбросил старую кожу и предстал перед ним во всем великолепии новой. «Что такого я сказал? Как сумел пробудить воспоминания? Почему именно мне выпала честь увидеть это?»
Ричард ответил на вопрос Стивена об овцах;
— Все очень просто. Это сделал Лен Дайер.
— Но почему?
— Он положил глаз на Мэри Гэмбл, а она никого к себе не подпускает. Добиваясь ее внимания, он поступил так, как и положено мерзавцу, — унизил ее, не признавая, что она тоже человек и нуждается в уважении. Ты без труда представишь себе, как это было: «Эй, Гэмбл, может, побалуемся?» А она доходчиво объяснила ему, как он должен поступить со своим орудием — конечно, если найдет его. И это в присутствии его дружков. — Ричард помрачнел. — Он подлец и потому решил отыграться. Недавно Мэри швырнула топором в хряка и чуть не убила его. Поэтому Дайер рассудил, что, если пострадают овцы, вина неизбежно падет на Мэри.
— Ну уж нет! Этого он не дождется. — Стивен поднялся и кивнул Ричарду. — Теперь я знаю, как поступить с Дайером. Пожалуйста, назови меня Стивеном еще раз.
— Хорошо, Стивен, — смеясь, отозвался Ричард. — А теперь ступай, я буду полировать стены.
Лейтенант Кинг обнаружил под слоем почвы местный камень, легко поддающийся обработке. Его залежи простирались под холмом, на котором был разбит огород, и до самого Пойнт-Хантера в Черепашьем заливе. При сжигании этого камня образовывалась превосходная известь, которую решили использовать прежде всего для строительства каменных дымоходов и печей.
В декабре прибыл «Запас». Он привез новую партию каторжников; теперь численность островитян достигла ста тридцати двух человек, а вместе с ней — приказ от губернатора Филлипа урезать пайки на одну треть, как это уже сделали в Порт-Джексоне. Но эта новость не встревожила жителей острова Норфолк: несмотря на то что миллионы гусениц уничтожали каждый листок, попадающийся на их пути, пшеница на одиннадцати акрах дала превосходный урожай, незадолго до уборки которого дожди прекратились. Урожай кукурузы был еще больше, свиньи, утки и куры плодились, поспевали бананы. А те, кто любил рыбу, мог наедаться ею до отвала.
Благодаря выносливости и упорству Ричард Морган стал одним из самых привилегированных каторжников: он никому не доставлял хлопот, неутомимо работал и никогда ничем не болел. Поэтому Ричард получил столько камня и раствора, что смог построить в своем доме печь и дымоход. Все лесопилки работали исправно, и комендант ничего не жалел для старшего пильщика. «Запас» привез из Порт- Джексона еще несколько пил. Задумав увеличить втрое население острова Норфолк, губернатор Филлип решил, что на острове пилы нужнее, чем в Порт-Джексоне. И он утвердился в своем решении, когда «Запас» вернулся с грузом превосходной чистой извести.
На «Запасе» прибыло столько женщин, что работы для них не нашлось, и тут Ричарда осенило: он взялся обучать шесть каторжниц точить пилы. Мысленно он признался самому себе, что об этом ему следовало подумать еще давным-давно. Такая работа устраивала женщин определенного темперамента — им нравилось сидеть в тени, они не слишком уставали, были старательными и методичными и вместе с тем находились среди людей. На каждой лесопилке требовались по меньшей мере одна точильщица и еще несколько женщин, способных очищать бревна от коры. Между женщинами и пильщиками неизбежно вспыхивали симпатии. Но вскоре каторжницы узнали, что Ричард Морган уже женат и любовные интрижки ему не по душе.
Урезание пайков было симптомом, указывающим, что за два года существования колонии ее не посетил ни один корабль из Англии. Долгожданное грузовое судно «Блюститель» с вещами пехотинцев, тоннами муки, солонины, других припасов и скота так и не прибыло, и никто не знал, по какой причине. Каждый день на вершину Южного утеса у входа в гавань Порт-Джексона забирался часовой, который начинал до боли в глазах вглядываться в даль, принимая за парус то фонтан кита, то его хвост, то низко нависшее над горизонтом белое облако. Но настоящий парус так и не показался. Припасы, привезенные «Сириусом» с мыса Доброй Надежды в мае тысяча семьсот восемьдесят девятого года, иссякли, а корабль все не приходил. Единственным лучом надежды для губернатора Филлипа стал остров Норфолк, где росли хотя бы некоторые овощи и злаки, где водилась дичь и где не было коварных и жадных туземцев.
Каторжники, прибывшие на остров, уверяли, что жизнь в Порт-Джексоне превратилась в ад: люди умирали от голода или превращались в ходячие скелеты. Колонистов отчасти поддерживала ферма на Роуз-хилле, как и поля к северу и западу от Порт-Джексона — Тунгабб и Пограничное. Но хотя на фермах удавалось выращивать некоторые овощи, о хорошем урожае злаков нечего было даже мечтать.
После того как «Запас» вернулся в Порт-Джексон с грузом извести и древесины, губернатор Филлип решил послать «Сириус» в какой-нибудь ближайший порт за провизией. Он уже понял, что поселение на мысе Доброй Надежды не так велико, чтобы обеспечить колонию мукой, солониной и живым скотом. Южноафриканцы предпочитали продавать излишки голландцам, англичанам и судам Ост-Индской компании, заходившим в гавань. Численность их экипажей не превышала пятидесяти человек. Но накормить более тысячи голодных ртов Кейптаун был не в состоянии. «Сириус» вернулся в колонию с полупустыми трюмами.
Поэтому было решено отправить его в Китай, за рисом и копченым мясом, не говоря уже о чае и сахаре, способных подсластить жизнь каторжников, если не насытить их. В Вампоа губернатор надеялся приобрести ром, предназначенный для вывоза в Европу. Тысяча семьсот девяностый год начался еще хуже, чем тысяча семьсот восемьдесят девятый, хотя губернатор и не предполагал, что такое возможно.
Во время бессонных ночей Филлип гадал, что происходит сейчас в Англии, нет ли там массовых политических волнений, не вышел ли в отставку мистер Питт, не принял ли парламент решение прекратить эксперимент в Ботани-Бей — или просто забыл о колонистах. Неизвестность была особенно мучительной, с каждым месяцем у губернатора рождались новые ужасные догадки. Похоже, колонистов обрекли на ту же участь, что постигла Робинзона Крузо.
Пока «Сириус» готовился к дальнему плаванию, «Запас» совершил еще один рейс к острову Норфолк с новой партией каторжников. Численность населения острова достигла ста сорока девяти человек.
