— И еще вспомни, Марий, смерть благородного Ливия Друза, — с ненавистью выговорил Лампоний.
Марий вспыхнул:
— Я не понимаю, чего вы хотите! Сатурннн провозгласил себя царем, а на войну я обязан был идти — это долг римлянина. Друз же погиб не по моей вине…
— Лжешь! Ты обещал спасти трех вождей популяров — и обманул; ты, слабосильный старик, мог не идти на войну; Друза убили твои друзья — всадники, и ты не мог не знать об их замысле…
И, отвернувшись от него, оба вождя зашагали в сторону квартала, где жил плебс.
Отпустив сателлитов, Сульпиций указал Марию на молодого человека, стоявшего с ним рядом.
— Это мой друг Тит Помпоний, всадник, — сказал он, — Я пойду с ним к тебе.
Дорогою Сульпиций говорил, размахивая руками, как гистрион на театре:
— Не обращай внимания на речи Телезина и Лампония: оба — честнейшие мужи, но твои поступки не всегда казались им безупречными… Прошу тебя, не оправдывайся, — схватил он Мария за руку, — я верю тебе и недостоин выслушивать твои речи… Ты по-своему прав… Ну, а я?..
Марий слышал о насилиях, производимых Сульпицием, об избиениях неугодных мужей и сказал со смехом в голосе:
— И ты по-своему прав.
Сульпиций захохотал.
— Мой анти-сенат еще не велик, но когда в него вступят шестьсот молодых людей из патрицианского и всаднического сословия, я начну действовать…
— Что же ты сделаешь? — с любопытством спросил Марий.
— Предложу ряд законов…
И Сульпиций начал с увлечением говорить о выгоде, какую получит плебс от этих законов. Но Марий слушал его рассеянно: он обдумывал, как начать беседу. Терзаемый честолюбием, он, вместе с молодежью, занимался на Марсовом поле гимнастикой, стараясь показать, что его тело достаточно гибко и руки способны владеть оружием легко и ловко; ездил верхом, пытаясь крепко держаться на коне. Но увы! Тучность его и неповоротливость бросались всем в глаза. Зная, что аристократы смотрят насмешливо на его соперничество с молодежью и говорят: «Тщеславие не дает ему покоя», — он не обращал внимания на толки людей, которых презирал и ненавидел.
А Сульпиций сразу догадался, зачем он нужен Марию, и, войдя в атриум, спросил:
— Не хочешь ли работать со мною?
Марий притворно задумался.
— Я готов поддержать тебя, Публий, — медленно заговорил он, — но ты должен посодействовать и мне…
— В чем?
— В Риме ищут вождя, способного бороться с Митридатом…
— И этим вождем хочешь быть ты?
Марий кивнул.
— Не понимаю тебя, — подумав, сказал Сульпиций, — ведь ты стар и не вынесешь трудностей похода… Разве в Марсийскую войну ты не отказался воевать по причине слабосилия?..
Марий нахмурился.
— Нет, меня заставили враги… Да и Союзническая война была непривлекательна для популяров. Мне не хотелось идти против братьев, — говорил он смущаясь (видел по глазам собеседника, что тот ему не верит), — а узнав, что Лампоний и Телезин, мои друзья, идут на меня, я не мог… Понимаешь?..
— Что же ты обещаешь мне за поддержку? — откровенно спросил Сульпиций. — Власть в случае победы популяров, или…
— Подожди, — прищурился Марий. — Власть почти в твоих руках, но я могу обещать побольше: когда мы восторжествуем и соберется новый сенат, ты будешь princeps senatus…
Вошла Юлия с цветами в руке. Приветствовав гостей улыбкой, она прошла к ларарию, чтобы увенчать домашних богов.
Давно уже она перестала верить в военные способности мужа, а успехи Суллы преисполняли гордостью ее сердце за любимого человека. Она считала дни и часы, когда опять увидится с ним (они встречались два раза в неделю, — Юлия украдкой уходила из дому), и каждый раз, когда Марий бранил Суллу, она испытывала непреодолимое желание крикнуть: «Замолчи! Он способнее и величественнее тебя!» Однако мысль о позоре, расправе Мария и отношении родных (Авл Цезарь недавно умер) удерживали ее.
Входя в атриум, она услышала обещание мужа и испуганно остановилась. Правду ли говорит Марий или хитрит?..
Находясь в ларарии, она прислушивалась к беседе. Вскоре разговор утих. И когда она вышла, Сульпиция и Тита Помпония уже не было в атриуме. Марий сидел, занимая один почти всю биселлу, и его грузное, расползшееся тело, большая мохнатая голова и крупные волосатые руки вызвали в ней отвращение.
XI
Сульпиций убеждал народ в необходимости послать на войну с Митридатом искусного полководца, который мог бы разбить неприятеля и освободить захваченные им Вифинию, Фригию и области Азии.
— Такой военачальник есть, — говорил он, — это Марий, третий основатель Рима, — и, восхваляя его, намекнул на поддержку, обещанную Марием союзникам: — Он распределит вас по старым трибам, и во время голосования перевес будет на вашей стороне… Пошлите же его проконсулом в Азию, и вы не пожалеете.
Речь Сульпиция обрадовала союзников и обозлила старых граждан. Те и другие стали оскорблять друг друга и угрожать расправою. В воздухе замелькали палки, полетели камни.
Сульпиций не пытался разнять римлян и союзников. Глядя равнодушно на стычку, он говорил Марию:
— В народном собрании будет еще не то, но я приму меры, и ты получить начальствование над легионами и отправишься против Митридата…
— Да помогут мне боги! — воскликнул Марий, обратив взор к Капитолию. — Какой-то голос говорит мне, что я разобью Митридата и захвачу несметные сокровища…
— …которые пойдут на ведение борьбы и улучшение жизни неимущих, — протянул ему руку Сульпиций. — Взгляни: старые граждане оттеснили новых, и если так же повторится в комициях, ты, наверно, скажешь: «Дело проиграно». А я знаю, что не они, а мои сателлиты решат исход стычки.
Выступил глашатай, громко закричал:
— Объявляются, по приказанию консулов, ферии. День созвания комиций отсрочен.
Сульпиций вспыхнул.
— Это незаконно, — возразил он и повысил голос: — Квириты, не обращайте внимания на решение консулов! Приходите завтра голосовать в комициях!..
И, повернувшись к Марию, прибавил:
— Клянусь Марсом, я ни перед чем не остановлюсь! Если бы пришлось даже перебить всех сенаторов и сжечь Капитолий, я бы пошел и на это!
На другой день сателлиты, опоясанные мечами, скрытыми под одеждой, отправлялись с Сульпицием на форум. Мульвий шел рядом с народным трибуном. Он знал, что Телезин и Лампоний, не доверяя Марию, отшатнулись от Сульпиция и уехали из Рима, но не примкнул к ним, потому что его захватила борьба в городе; он искал всюду очагов восстаний, надеясь втайне, что где-нибудь да удастся восторжествовать плебсу. Было время, когда бунт Тита Веттия, его победы и освобождение рабов уверили его в том, что
