— Вы уверены, что он видел вырезку?

— Я не видел ее у него в руках. Но ее нашли в ящике комнаты связистов. Все это есть в официальных документах расследования причин пожара. Если вы мне не верите, можете навести справки.

Я и верил и не верил капитану. Я сам служил в армии и плавал на военных кораблях. Я неплохо знал, какой огромной властью обладают там капитаны. Они умели создавать на своих кораблях свой особый мир и влиять на ход расследований тех или иных инцидентов, даже когда их власть оканчивалась.

— Я все-таки не понимаю, — сказал я, — почему вы не вызвали, не допросили Бэгли.

— Что вы имеете в виду? — удивленно спросил меня Сомервилл.

— Когда вы послали за ним, а он не явился...

— Мне было не до этого. У меня на руках была авария с нефтью.

— С нефтью?

— С бензином. — Капитан побагровел, словно в нем еще догорал тот давний пожар. — Я имел в виду аварию с цистерной. Просто я очень устал и оговорился.

— Значит, Бэгли вы не сказали ни слова?

— В тот вечер нет. Я вообще ему ничего не сказал. Я потом увидел его лишь несколько месяцев спустя — в больнице, и это был самый настоящий живой труп. Были разговоры о привлечении его к ответственности, но мне удалось избавить его от этого.

— По делу об убийстве Элисон Рассо?

— Да. Несомненно, он виновен. Но власти — и морские, и гражданские — не считали целесообразным давать ход делу. Я тоже так думал. В то время казалось невероятным, что Бэгли сможет встать с постели и обрести дар речи. То, что он это сделал, просто какое-то чудо.

— Может быть, потому-то его и убили, — предположил я. — Потому, что он обрел дар речи?

Сомервилл тревожно посмотрел на меня:

— Он стал говорить?

— Да. Сегодня вечером я виделся с его доктором. Бэгли стал говорить.

— Он говорил об Элли... о смерти миссис Рассо?

— Эта тема возникала, — признал я.

— Бэгли сознался?

— Кое-что из сказанного им можно счесть признанием. Хотя я сильно сомневаюсь, что это соответствует действительности. Он мог быть свидетелем убийства. Или сделать что-то с ней уже посте того, как она погибла.

Я называл варианты и следил за лицом Сомервилла. Он старел на глазах.

— Что именно он сказал?

— Что совершил ужасный поступок.

Сомервилл резко опустил голову, и подбородок его упал вниз как топор.

— Он убил ее. Его собственная смерть вчера — лишнее тому подтверждение.

— То есть?

— Я думаю, его убил в отместку кто-то из семейства Рассо. Муж Элли или ее сын. Я-то успел изучить этих людей. У них горячая кровь, и если их семейная честь запятнана, они смывают пятно только кровью.

Виновность кого-то из Рассо была одной из гипотез, но я не хотел обсуждать ее с Сомервиллом. Я попытался сменить тему, но неудачно, поскольку мой следующий вопрос невольно снова оказался связан с возможной виновностью капитана.

— Вы знаете, что Нельсон Бэгли видел вас во вторник по телевизору?

— Нет, конечно. Вы хотите сказать, что Бэгли смотрит телевизор?

— Ему показали вас.

— Кто же?

— Гарольд Шерри.

— Зачем?

— Чтобы выведать кое-что о вас и членах вашей семьи. Похоже, именно с этой целью Шерри и забрал Бэгли из больницы.

Лицо капитана опять стало неудержимо сереть. Он горько улыбнулся.

— Вы намекаете, что в смерти Бэгли могу быть виновен я?

— Это ваши слова, не мои...

— Черта с два! Как я мог выкроить для этого время?! Я работаю по двадцать часов в день. И если вы назовете человека, который больше моего был на всеобщем обозрении эту неделю... — Он развел руками и уронил их на колени.

Все это было вполне резонно. Но он по-прежнему казался мне каким-то нереальным, даже хоть и говорил разумные веши. Мы сидели, смотрели друг на друга, и между нами росла и ширилась эта ирреальность, пока она не покрыла город, огромный океан до самой Окинавы, где все еще шла война.

Сомервилл проводил меня до входной двери, извинился за усталость и пожелал спокойной ночи. Его жена так и не вышла.

Я посидел с минуту в машине, глядя на город, представлявший собой черную карту с огоньками, растянувшуюся до горизонта. Было непросто прочитать ее — она все время менялась. Эти светлые черточки, точки, завихрения следовало толковать как абстрактную живопись — следы человеческой памяти. Мысль о том, что где-то в этом лабиринте затерялась Лорел, ударила меня, как током.

В задней части гаража открылась дверь, выплеснув поток света. Появился Смит и, наступая на пятки своей длинной тени, двинулся ко мне. Я вышел ему навстречу.

— Я хотел спросить вас, не нашлась ли миссис Лорел?

— Нет, — сказал я. — Ищем.

— Вы мистер Арчер, так?

Я сказал, что это так.

Чернокожий человек сунул руку в карман брюк и вытащил пластмассовую трубочку-флакончик дюйма три-четыре длиной.

— Ваша?

Я зашел с ней в освещенную мастерскую в задней части гаража. На флакончике этикетка аптеки, где я обычно покупал лекарства. На ярлычке была отчетливо напечатана моя фамилия.

«Лу Арчер. По одной таблетке перед отходом ко сну. Доктор Драммонд. Нембутал 3/4 гр. № 100».

Недоумение быстро прошло: это же тот самый нембутал, что Лорел взяла из моей аптечки! Флакончик был пуст. В моей груди столкнулись страх и надежда. Я обернулся к Смиту.

— Где вы это взяли?

— Валялось в корзинке — в ванной, что при мастерской.

— Пустая?

— Ну да. Я ничего оттуда не брал и не клал. Там было лекарство?

— Снотворное, — ответил я. — То, что Лорел взяла у меня.

— Опасное?

— Вполне. Покажите, где вы это нашли.

Он открыл крашенную в зеленый цвет дверь в ванную. Там были унитаз и умывальник. Над умывальником зеркало, а под умывальником белая пластмассовая мусорная корзинка.

В корзинке больше ничего не было. В комнате никаких следов Лорел. Я посмотрел в зеркало, словно на стекле могло отпечататься и изображение. Вместо этого я увидел у себя за спиной смутно вырисовывающуюся темную физиономию Смита.

— Когда вы нашли флакончик?

— Да только что, сразу как вернулся из Пойнта. Я сначала подумал, что это все ерунда, но потом увидел вашу фамилию. Значит, она побывала здесь, так?

— Похоже. Надеюсь. Кто бывает в этой ванной?

— Я и еще садовник.

— Он живет в доме?