— Анна? — не сразу поняла Наташа, но Лиза опередила ее:

— Вы говорите о баронессе Анастасии Петровне Корф? Это моя сестра. Где она, что с ней? Да говорите же, офицер!

— Не извольте беспокоиться, — снова козырнул полицмейстер, — только что доставили в наилучшем виде. То есть в таком, какой нашли.

— Что значит — нашли… — Лиза, казалось, была готова упасть в обморок.

— Заносите! — откашлявшись, зычно крикнул полицмейстер кому-то вглубь коридора, и через минуту двое городовых на руках внесли в гостиную Анну: она была как будто на себя непохожа — бледна и металась, как в беспамятстве, просила пить и все звала папеньку. — Куда изволите положить?

Растерявшаяся от увиденного Репнина встала с дивана и молча указала — сюда. Потом оглянулась на Лизу — та медленно поползла вниз с кресла, и Наташа метнулась к ней, чтобы поддержать.

— Ой, лишенько! — вскричала вбежавшая на шум, поднятый городовыми, Татьяна и, запричитав, бросилась к Анне, чтобы подхватить ее голову, беспомощно раскачивавшуюся из стороны в сторону. — Что же это такое, а? Как же это?!

— Значит, вы признаете в доставленной даме упомянутую Анну? — уточнил полицмейстер, цыкнув на городовых, чтобы они удалились — нечего здесь ковры сапожищами топтать.

— Но кто сказал вам, что ее имя Анна? — удивилась Репнина, приводя Лизу в чувство, которая, едва очнувшись, схватилась за ее руку, точно это была соломинка для утопающего.

— Какой-то нищий нашел ее в переулке от Васильевской церкви и сказал, что назвалась она Анною и велела отвести себя в особняк князя Репнина на Итальянскую, — снова услужливо козырнул полицмейстер.

— Ничего не понимаю, — прошептала Лиза, и в голосе ее было столько отчаяния, что Наташа поняла — если она тотчас же не начнет здесь руководить, то у нее на руках окажутся сразу две больные женщины.

— Что же, — кивнула Наташа, — вы все сделали правильно. Я — княжна Репнина и подтверждаю, что эта женщина — моя родственница, баронесса Анастасия Петровна Корф, которую мы в кругу семьи зовем Анною. Благодарю вас за помощь, офицер, я запомню вашу фамилию, и, поверьте, ваш поступок будет отмечен начальством, которому я не премину сообщить о содействии, которое вы оказали моей родственнице. Вы можете быть свободны.

— Что с нею? — едва слышно всплакнула Лиза, глядя, как Татьяна безрезультатно пытается привести Анну в себя. — Я этого не переживу…

— Немедленно прекратите панику, княгиня! — властно велела ей Репнина и приказала Татьяне: — Ты вот что, зови всех слуг и проследи, чтобы Анну перенесли в ее спальную, да не разбудите детей, не хватало, чтобы еще они стали волноваться.

— А ты куда? — испуганно воскликнула Лиза, растерянно догоняя взглядом направившуюся к выходу Наташу.

— В театр, — на ходу бросила та. — Да не смотри так на меня, я не сошла с ума. Я привезу доктора Вернера. Игнатий Федорович сего дня приглашен сидеть в комиссии, которая будет изучать сеанс гипноза Людвига Ван Вирта. И, пожалуйста, возьмите все себя в руки — с Аней, похоже, случилась беда, и ей будет нужна не только наша помощь, но и духовная поддержка. Ждите, я постараюсь обернуться как можно быстрее. Да, и велите, чтобы нагрели горячей воды…

Нельзя сказать, чтобы доктор Вернер обрадовался появлению княжны Репниной за кулисами театра. Он уже давно мечтал стать свидетелем разоблачения шарлатана-гипнотизера и потому с легкостью согласился войти в число экспертов, которые станут оценивать его выступление. Доктор Вернер, как и большинство его коллег, считал сеансы гипноза трюкачеством и отчасти сговором и желал лично убедиться в действенности общения мага с потусторонним миром и человеческим подсознанием.

Еще загодя, едва только слухи о возможном приезде в Россию Людвига Ван Вирта, достигли медицинских кругов Петербурга, в среде пациентов доктора Вернера и его товарищей по цеху возникло брожение, которое подогревалось ажиотажем, всколыхнувшем столичную общественность. Гипнотизер, повсюду имевший невероятный успех у экзальтированной части женского населения, воспринимался многими дамами как фигура мистическая и оттого — желанная. Это, несомненно, порождало скепсис у мужчин и, как следствие, — потребность к разоблачению, давшую жизнь идее присутствия на сеансе магии авторитетных петербургских медиков, которые и сами были не прочь унизить выскочку и уже заранее предвкушали торжество научной мысли.

— А ваши проблемы не могут подождать? — не очень любезно осведомился у Наташи доктор Вернер, когда она настоятельно потребовала, чтобы он немедленно отправился вместе с нею в дом ее родителей.

— Нет, — взволнованно настаивала Наташа, — дело очень важное. Моя родственница, баронесса Корф серьезно заболела.

— Но я днями, навещая Елизавету Петровну, виделся с ее сестрой, и Анастасия Петровна показалась мне вполне здоровой, — удивился доктор. — А что она говорит, какие называет симптомы?

— В том-то и дело, что она не говорит! — воскликнула Наташа. — И никого не узнает, только бормочет что-то непонятное и зовет погибшего отца. Она как будто в беспамятстве и вы глядит ужасно!

— Странно, странно, — пробормотал Вернер, все еще беспокойно оглядываясь на коллег, не без споров о старшинстве занимавших места на сцене — в ряду, специально устроенном для них по этому случаю. — Итак, вы говорите, баронесса плоха?

— Очень плоха, Игнатий Федорович (доктор поморщился — немецкое Теодорович плохо приживалось среди его высокопоставленных клиентов), — настойчиво и с заметным раздражением повторила Наташа, и доктор понял, что дальнейшее уклонение от исполнения своих прямых обязанностей впоследствии может быть неправильно истолковано Репниными, все еще имевшими вес при дворе, тем более в свете отношений между княжной и… сами понимаете, кем.

— Хорошо, хорошо, — с досадой сказал доктор и, кинув последний, полный неподдельной зависти к более удачливым коллегам взгляд, бросил стоявшему неподалеку служителю, всего несколько минут назад принявшему у него цилиндр. — Подайте! Я уезжаю.

В доме меж тем царила тихая паника. Анну с помощью слуг перенесли в спальную, но раздевать не решились — ждали доктора. Лиза, сидевшая на кровати рядом с сестрой и державшая Анну за руку, все время поглядывала на часы — ей казалось, что время остановилось и ничего не происходит. Прибежавшая от детской Варвара пыталась было запричитать, но Татьяна так шикнула на старуху, что та тотчас же затихла и, сев в ногах Анны, принялась растирать ей оледеневшие ступни. Татьяна хотела ее прогнать — как бы старая хуже не сделала, но Варвара посмотрела на нее грозно и буркнула — и не таких возвращала!

Наконец, появились Наташа с Вернером, и тот первым делом прогнал от кровати Анны всех, позволив остаться только Татьяне, которая подавала ему воды для рук и полотенце. Остальные ждали в гостиной, и Наташа, как самая выдержанная, то и дело успокаивала и подбадривала близкую к обмороку Лизу и косилась на все что-то бормотавшую Варвару. И лишь когда Игнатий Теодорович вышел, проведя у постели больной по их ощущению довольно много времени, в гостиной воцарилась тишина, и все воззрились на доктора с надеждой и одновременно опасением — выражение его лица явно не обещало им хороших новостей.

— Итак, — не выдержала Наташа, когда доктор с ее разрешения присел в кресло и принялся в растерянности почесывать гладко выбритый подбородок. — Что вы скажете, Игнатий Федорович? Что с ней?

— Боюсь, дорогая княжна, — после некоторой паузы сказал доктор, — что вы были правы. Анастасии Петровне действительно плохо и, не побоюсь утверждать, — даже очень плохо. Что же касается диагноза, то я подозреваю у нее удар.

— Настю убили? — вскричала Татьяна.

— Вы слишком наивны, дитя мое, — покачал головою доктор. — Это совсем другое. Я внимательно осмотрел ее голову, руки и ноги — на теле нет никаких следов ушибов или борьбы. Единственное заметное мне изменение — это мускульное искажение с правой стороны лица, которое вызвало деформацию очертаний, что послужило причиной ваших слов, Наталья Александровна, о том, что это как будто и не