шнуровку лифа, и обидела Соню, бросившуюся расправлять оборки на ее платье. Но сорваться Наташе все же не удалось — девушки сочли ее душевное состояние обычным и вполне объяснимым и даже посочувствовали.

Когда одевание закончилось, и Наташа впервые увидела свое отражение в большом напольном зеркале, специально принесенным по такому случаю в ее комнату, ей подурнело. Роскошное белое платье, фата и флердоранж уподобляли ее ангелу, и возвышенность момента испугала Наташу. Между ней и Андреем уже давно не существовало того романтического чувства, которое превращает венчание в событие, способное перевернуть всю твою жизнь. Прозаичность быта и преждевременное познание далеко не лучших сторон семейных отношений самым серьезным образом повлияли на ее желание этого брака.

На подъезде к церкви она попросила отца остановить карету и решительно сказала родителям, что свадьбы не будет. Князь Александр Юрьевич, который должен был вести ее к алтарю, немедленно схватился за сердце, но Зинаида Гавриловна незаметно ущипнула его за ухо, сердито велев не устраивать здесь представления, ибо подобные заявления — дело для невесты даже обязательное. Какая же свадьба без слез и сомнений в правильности сделанного шага?..

— Да-да, — кивнул Репнин-старший, — я помню, ты все время вырывала свою руку и не позволяла надеть тебе на палец обручальное кольцо.

— Это не каприз, papa, — спокойно сказала Наташа. — Я не собираюсь выходить замуж, только и всего.

— Натали! — воскликнула Репнина, и на ее лице появилось выражение, дающее понять, что она только что догадалась об истинной причине неожиданного решения дочери. — Неужели ты влюблена не в Андрея?

— Мама! — Наташа укоряюще посмотрела на нее. — Разве прежде вы могли обвинить меня в ветрености? То-то и оно. Нет, я люблю Андрея, но… не так, чтобы позволить ему стать моим мужем.

— Это еще что за новости? — растерялся Репнин-старший. — Объяснись!

— Я уже не хочу жить с ним одним домом, одной семьей, — начала объяснять Наташа, но мать прервала ее.

— Тебя в этом доме обижали?

— О чем ты говоришь, maman?! — рассердилась Наташа. — Долгорукие — чудесная семья, и мне было легко сойтись здесь со всеми. Я говорю не о них — я пытаюсь рассказать вам о себе и о своих чувствах!

— Вероятно, ты просто путаешь чувства, что владели тобой вчера, и те, что заполняют тебя сегодня, — предположила княгиня Репнина. — Уверена, завтра ты будешь с улыбкой вспоминать свои нынешние опасения и, предаваясь любви, позабудешь о сомнениях.

— Действительно, дочка, — ободряюще улыбнулся Репнин-старший, — надо всего лишь сделать этот шаг, и завтра вся жизнь пойдет совершенно по-другому. И если ты боишься, я готов крепко-крепко взять тебя за руку — поддержать и успокоить тебя.

— Мама, папа! — умоляюще сказала Наташа. — Поверьте, я спокойна, как никогда, и я ничего не боюсь. И говорю вам без тени сомнения — я не желаю этой свадьбы! Прошу вас — едем сейчас же в Петербург! Я не пойду под венец — ни с Андреем, ни с кем-либо другим. По крайней мере, какое-то время. Я хочу побыть одна и всерьез подумать над своим будущим.

— И нам не переубедить тебя? — грустно спросила княгиня.

Наташа отрицательно покачала головой и отвернулась к окну, а княгиня взглянула на мужа.

— Александр, думаю, нам не стоит выходить из кареты! А тебя, друг мой, прошу взять на себя эту неприятную миссию и объясниться с князем Петром и Марией Алексеевной.

Репнин-старший вздохнул и вышел из кареты.

В церкви уже было все готово, расфранченные уездные гости собрались по левую и правую стороны от прохода, вполголоса обсуждая причину задержки церемонии. Андрей немного нервничал и постоянно поддергивал из-под рукава фрака манжеты своей рубашки в стиле а-паж. Лиза изредка, успокаивающим жестом прикасалась к его плечу, а Репнин, стоявший подле Лизы, бросал на Андрея ободряющие взгляды. Князь Петр понимающе кивал сыну и все поглядывал встревоженно в сторону входа, и лишь Долгорукая пребывала в прекрасном расположении духа, улыбаясь почтительно и заискивающе взиравшим на нее уездным дамам и время от времени беседуя с взволнованной и оттого раскрасневшейся Соней.

Князь Репнин не решился пройти в церковь и попросил служку вызвать в притвор князя Петра, а, когда тот появился, изложил ему суть из только что состоявшегося разговора с Наташей, правда, умудрившись облечь все нелицеприятности в весьма солидную и ни для кого не оскорбительную форму. Слушая его, князь Петр то багровел, то бледнел и по завершению извинительной речи Репнина-старшего, выдержав незначительную паузу, задал ему тот самый вопрос:

— Как мне вас понимать, уважаемый Александр Юрьевич?

— Петр Михайлович, — развел руками Репнин-старший, — вы же понимаете: времена меняются, нынешняя молодежь ведет себя сегодня совсем не так, как иначе воспитанные мы и наши родители, Я не могу приказать Наташе выйти из кареты и предстать перед батюшкой и своим женихом. Она приняла решение, причины которого мне неизвестны, непонятны, но я уважаю: выбор дочери и не намерен заставлять ее идти замуж против собственной воли.

— Это не воля, сударь! — вскипел Долгорукий. — Это… позор! Когда такое было, чтобы невесты бросали своих женихов прямо у алтаря?! Это недопустимое падение нравов!

— Вы, кажется, собираетесь оскорбить мою дочь? — нахмурился Репнин-старший.

— Я всего лишь называю вещи своими именами! — настаивал князь Петр. — Ибо оскорбление нанесено моему сыну — принародно и безжалостно! И я требую от вас и вашей семьи внятных объяснений по этому поводу.

— Боюсь, что любые слова сейчас будут приняты вами в штыки и истолкованы вольно и необъективно, — сухо сказал Репнин-старший. — Впрочем, если вы желаете как-то успокоить ситуацию, то советую вам предложить Андрею Петровичу самому поговорить сейчас с Натали, и все выяснить между собой. Поверьте мне, решение дочери оказалось для нас с супругой столь же неожиданным и необъяснимым, но мы не в силах заставить ее изменить свое решение, и это — не в правилах нашей семьи.

— А в правилах нашей семьи — не прощать оскорблений! — воскликнул Долгорукий, но вышедший к ним Андрей остановил его.

— Отец, тебе опять мерещится неуважение к своей персоне?

— Все далеко не так весело, как ты себе представляешь, — трагическим тоном промолвил Долгорукий.

— Андрей Петрович, — мягко сказал Репнин-старший и отвел жениха в сторону, — простите, что принес вам не радостную весть, но, полагаю, свадьбы не будет.

— Что с Наташей? — вздрогнул Андрей.

— Ничего особенного, если не считать внезапной перемены в ее настроении, вследствие чего она не хочет выходить за вас замуж, — развел руками Репнин-старший.

— Господи! — прошептал Андрей. — Кто мог настроить ее против меня? Я должен тотчас с нею переговорить.

— Да-да, я тоже так считаю, — обрадовался его благоразумию Репнин-старший. — Пожалуйста, пойдемте со мною к карете! Надеюсь, вы встретитесь, и, если и были какие-то недоразумения, то они рассеются, и мы сможем, наконец, приступить к венчанию.

Бросив осуждающий взгляд на отца, Андрей строго попросил его не вмешиваться впредь и вышел вместе с князем Репниным из Церкви.

Зинаида Гавриловна с готовностью предоставила молодым людям возможность еще раз поговорить. Завидев приближающихся Андрея и мужа, она вышла из кареты и ободряюще кивнула незадачливому жениху ее строптивой дочери. И, пока Наташа и Андрей объяснялись, она молилась Богу, чтобы он надоумил ее Натали, и наставил ее на путь истинный.

Время от времени Репнины переглядывались, но, чем дольше длилось ожидание, тем очевидней становилась бессмысленность затянувшихся переговоров. Репнины знали характер Наташи — она принимала решения быстро и никогда не отказывалась от них. И, судя по всему, у Андрея не осталось никаких шансов