— Все пиво, Шамиль, будь оно проклято!.. О-о-о-ох!..
— Редко к Шамилю ходишь, Василий Иосифович! Шамиль поправит, Василий Иосифович!.. Огурчик будешь, Василий Иосифович!..
— Ох! Шамиль!.. Не могу больше… Сейчас сердце лопнет!.. Хватит, Шамиль… Выноси!
Шамиль как ребенка взял Василия на руки, вынес из парной. Под душем возле бассейна стоял один из полковников и, пританцовывая, громко пел:
Шамиль пронес Василия через баню, вынес в предбанник. Здесь усадил его на белый диван, закутал в простыню, взяв со стола, обильно уставленного выпивкой и закусками, кружку пива. Василий жадно опорожнил кружку и, отдуваясь, замурлыкал от удовольствия. У стола, закутанный в простыню, сидел Астафьев. Он тоже потягивал пиво из кружки, А на другом конце дивана в спортивных трусах сидел Бобер. Ноги его были плотно забинтованы. С одной из них он разматывал бинт и, казалось, этому бинту конца не будет.
Василий пересел с дивана за стол, налил себе водки. Бобер наконец размотал «километры» своих бинтов. Василий бросил взгляд на его ноги и замер. На ноги футболиста было страшно смотреть: они все были избиты, в черных пятнах, рубцах, а через правое колено проходил рваный красный шрам. Василий покачал головой.
— Крепко тебя бьют, Сева.
— Да уж, не жалеют.
— С такими ногами я бы ходить не мог, не то чтоб в футбол играть.
Бобер улыбнулся:
— Может, отказаться? Не возьмешь меня с таким ногами?
— Зачем отказываться?… Ты у меня с любыми ногами играть будешь. У меня не колхозом играют, когда все бегают туда-сюда. В моей команде другая тактика!.. Кто лучше всех забивает, тому и мяч дают. У меня ты бегать совсем мало будешь, а забивать много.
— Забивать я люблю, — согласился Бобер.
— Вот и будешь забивать, всех на тебя пасовать заставлю… И вообще, Сева! Будешь у меня играть, я тебя на самолете летать научу!.. Если б ты знал, Сева, какое это счастье летать на самолете… Я бы все время летал, если б хозяин мне не запретил. Вон Астафьев… Он у меня еще в дивизии служил, он знает!.. Помнишь, Астафьев, как мы с тобой на пять «мессеров» напоролись?… Он у меня ведомый был, — пояснил Василий Бобру.
Василий начал рассказывать, а, вернее, как это делают все летчики, показывать руками, изображать картину воздушного боя, Астафьев, тут же присоединившись к нему, тоже начал показывать руками, как они дрались с «мессершмиттами». Как они прижимались к земле… делали «горки»… «боевые развороты»… и как, наконец, нажав большими пальцами на гашетки, расстреливали вражеские самолеты… «Расстреляв» самолет, Василий откинулся на спинку стула, прикрыл глаза. К нему подошел банщик Шамиль и, склонившись над ухом, тихо сказал:
— Василий Иосифович, массажистки готовы.
— Заводи! — скомандовал тот.
Открылась маленькая дверь, ведущая в соседнее помещение, и в предбанник вступили две девушки. Они были очень хорошенькие, очень стройные и совершенно голые. Опустив глаза, они остановились у двери, и одна из них скромно поздоровалась: «Здравствуйте».
Никто не удивился, за исключением Бобра, который оторопело оглядел длинноногих девиц и тут же отвел глаза.
Василий улыбнулся.
— Это тебе мой сюрприз, Сева! Повеселись в последний раз. Женишься, Нинель тебе хрен даст разгуляться.
Бобер еще раз искоса взглянул на девиц.
— Нё-е-ет… Я на бюллетене. Я лучше пойду попарюсь.
Он прошел в баню, а навстречу ему вылетел красный, как рак, полковник. Увидев девиц, он широко осклабился.
— Паримся по полной программе?!
Василий поднялся.
— Нет. Эта программа не для тебя. Сейчас совещание в штабе. Едем!
Шамиль все понял. Он подошел к девицам, что-то шепнул им и показал на дверь, за которой скрылся Бобер, «Массажистки» схватили по венику и, прикрывшись ими, побежали к двери, за которой скрылся Бобер.
Снова стадион в Казани во время встречи ветеранов в 1961 году. Только что закончился первый тайм.
В раздевалку шумной гурьбой ввалились футболисты. Рассаживались, открывали лимонад, пиво. Толик подошел к Бобру, который сидел в той же позе, положив больную ногу на стул. С досадой доложил:
— Один-два. Горим, Сева. Бьют нас татары!
Бобер улыбнулся.
— Что ж, Толик… На Руси это не раз случалось… Дмитрий Донской нужен.
— Это который Донской? Не знаю… Из Киевского «Динамо», что ли?
Бобер рассмеялся:
— Да нет, Толик. Он скорее из ЦСКА.
— Не знаю такого. Ты на второй тайм выйдешь?
— Боюсь, не получится. Очень болит, собака. — Бобер погладил ногу. — Скажи, ты генерала не видел?…
— Ваську Сталина?… Да он тут же после тебя ушел. Сюда, к трибунам.
— Куда ж он делся?
— Наверняка в буфете сидит. Сбегать?
— Не надо. — Бобер повернулся к игрокам. — Мужики, после матча не расходитесь. Нас всех пригласил к себе Василий Иосифович.
Василий, уже крепко поддавший, стараясь не покачиваться, шел по проходу стадиона к «правительственной» ложе… Он толкнул дверь и очутился в помещении перед ложей, на две ступеньки ниже ее передней части, где стояли стулья, с которых наблюдалась игра. Здесь стоял низенький стол и дерматиновые диванчики. Стол был обильно уставлен витыми бутылочками крепкого «Золотого» пива, бутербродами с икоркой и осетриной. А посреди стояло большое блюдо ярко-красных раков.
Василий оглядел сидящих вокруг стола солидных «болельщиков» в одинаково пошитых костюмах… Его появление не вызвало особой радости на лицах сидящих.
Василий, подняв руку, развязно поприветствовал их:
— Отцам города физкультпривет!
Первый, видимо, самый главный «отец» и на вид самый невзрачный из всех, ответил:
— Здравствуйте, Василий Иосифович. Присаживайтесь.
Василий прошел к столику и опустился на диванчик спиной к полю, так, что перед ним оказался укрепленный на высоте портрет Хрущева. Налил в стакан пива и, подняв его, обратился к Первому:
— Предлагаю выпить за Никиту Сергеевича, благодаря которому я имел счастье оказаться в вашей приятной компании.
— С удовольствием, — ответил Первый и пригубил из стакана.
Остальные присоединились. Василий хлопнул стакан.
С его приходом в ложе чувствовалась какая-то настороженность, но все вели себя пока предельно вежливо.
Василий тут же налил себе еще стакан. Опять поглядел на портрет Хрущева.
— Не меньше, чем табло, портретик-то!.. Отцу вы такой не вешали!
