было.

– В тот первый вечер, когда он появился у меня в палате… Тебя еще не было. Ты ни о чем не знал, а я тогда не знала о тебе… В тот вечер, вернее, в ту ночь, мы с ним переспали.

Он молчал, наверное, целую вечность. Просто смотрел на нее и молчал.

От этого взгляда ей захотелось исчезнуть. Раствориться в воздухе и просто перестать жить – только бы не знать, что будет потом. Только не присутствовать при этом.

– Вы с ним сделали… что? – наконец раздался его голос.

Инга не стала повторять. И без того было понятно, что он не ошибся.

– Прости меня, – снова сказала она, чувствуя, что сейчас, в эту минуту, он ее уже не слышит. Что она может сказать ему сейчас тысячу разных слов, правильных и важных, но в результате все равно получится, что те слова, которые прозвучали раньше, останутся для него последними.

Некоторое время он просто смотрел на нее. Смотрел так, как будто она была ему совсем не знакомой, чужой женщиной, и непонятно было, каким образом она оказалась сейчас в его квартире, потому что он знал наверняка, что не впускал в дом посторонних.

Потом рассеянно достал из кармана пачку сигарет, чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся.

Павел никогда еще не курил в комнате. Этот отстраненный жест вдруг напомнил ей другого человека. Еще вчера Горин, стоя на Набережной под мелким колючим дождем, точно так же доставал из кармана пачку сигарет и затягивался точно так же глубоко, как будто хотел проглотить сигарету.

Павел курил, не глядя на нее. Инга сидела рядом и не могла пошевелиться. В абсолютной и страшной, почти могильной, тишине, слышно было только, как пощелкивает, тлея, папиросная бумага.

Горсть серого пепла в оранжевом ободке упала на ковер. Павел проводил ее взглядом и молча смотрел, как она тлеет, как обугливается потихоньку под ней пушистый ворс.

– Паша, – пробормотала Инга. Она не знала, что еще может сказать ему. Но и молчание становилось уже невыносимым. – Пашка…

Он вздрогнул от ее голоса. Тихо выругался, наклонился, чтобы затушить тлеющий пепел, как будто только что заметил, что происходит вокруг.

В комнате запахло паленой шерстью.

– Собирайся, – вдруг сказал он, резко выпрямившись. Голос был чужим.

– Что?

Не отвечая, он поднялся с дивана. Широкими шагами одолел пространство комнаты и исчез в проеме двери. Инга осталась в комнате одна.

Зажмурившись, она прислушивалась к звукам за стеной. Павел на кухне гремел дверцей шкафа. Наверное, искал пепельницу, которую она тщательно помыла во время уборки и убрала зачем-то на балкон. Каждый звук отдавался эхом пронзительной боли в груди.

Уж лучше бы ударил, подумала Инга. Было бы не так больно.

– Собирайся, – снова послышался его голос. Инга открыла глаза и увидела бледное лицо мужа почти рядом. Он стоял, вытянув расслабленные руки вдоль тела, и смотрел на нее как-то странно.

– Ты… Ты хочешь, чтобы я ушла? – спросила она зачем-то, хотя и так все было понятно.

Павел в ответ снова промолчал.

Вот и кончилась семейная жизнь, не успев начаться. А вместо воспоминаний – только яркие фотографии. Счастливые лица на счастливом голубом фоне воды и неба. И невозможно уже ничего изменить. Как бы ей ни хотелось, как бы ни мечталось – не получится. Нет на свете таких слов, которые смогли бы изменить прошлое. А значит, и будущее теперь не изменишь…

А ведь я люблю его, со щемящей болью в душе подумала Инга.

Подавила глубокий вздох, проглотила ком в горле и молча вышла из комнаты.

Павел окликнул ее, когда она уже коснулась дверцы шкафа, отстраненно размышляя, куда же она теперь пойдет.

– Инга! – он зашел в спальню вслед за ней. Прислонился к стене, откинув назад голову. Посмотрел на нее долгим отяжелевшим взглядом и тихо сказал: – Ты меня не поняла. Я совсем… совсем не об этом тебя прошу.

– Не об этом?

– Нет, не об этом. Тебе просто нужно срочно… Как можно быстрее уехать. Если ты и дальше будешь оставаться здесь, я окончательно сойду с ума. Здесь ты не можешь быть в безопасности…

– О какой… безопасности ты говоришь?

– О твоей. О твоей безопасности, – устало повторил Павел, вздохнул и опустился в кресло. – Почему ты раньше мне не рассказала?

– Я… не хотела, чтобы ты… – Инга опешила, совершенно не понимая, как отвечать на его вопрос. Но Павел ждал, и пришлось выдавить из себя жалкие, никчемные слова: – Я не хотела тебя расстраивать…

Он сухо усмехнулся и отвел взгляд.

– Я тоже не хотел тебя расстраивать. Оказывается, мы оба были неправы. Иногда бывает лучше знать правду…

– Паша, я не понимаю, – устало прошептала она. – Ты говоришь… как-то странно.