– … Вернее, это я сам его придумал. Когда ты призналась, что ненавидишь всех Андреев на свете. Я предложил тебе звать меня Сергеем. Или по фамилии. Чтобы ты меня не ненавидела.

– Я что, на самом деле такая… странная?

– Ты необыкновенная. Совершенно необыкновенная, – с гордостью завил Горин. Как будто в самом существовании такой вот необыкновенной Инги была его личная заслуга. И добавил: – Ешь апельсин. Зря я, что ли, рисковал здоровьем своих зубов? Пакет, между прочим, тяжелый был. Кило триста. Хотя эта тетка наверняка меня обвесила грамм на двести. Но даже кило сто – это не шутка для зубов, не привыкших к таким нагрузкам. Как ты считаешь?

– Я никак не считаю. Я не пробовала никогда таскать в зубах пакеты с апельсинами. Знаешь, даже в голову не приходило. Хотя, конечно, утверждать с уверенностью я не могу, поскольку не помню…

Ей снова захотелось улыбнуться. Она некоторое время раздумывала над тем, можно или нельзя улыбаться, разговаривая с человеком, который еще пять минут назад вроде бы собирался лишить тебя жизни. Хотя, как выяснилось, вроде бы и не собирался этого делать. Хотя, опять же, еще ничего не известно. Можно или нельзя? Не будет ли эта улыбка первым и очевидным признаком надвигающейся шизофрении? Но потом решила, что долгие и упорные размышления на эту тему сами по себе являются не менее тревожным признаком. Перестала размышлять – и все-таки улыбнулась. Очередную дольку апельсина она взяла из его руки, склонив голову в насмешливом поклоне. Вся эта чепуха, которую он нес, не останавливаясь, на самом деле подействовала на нее как-то успокаивающе. И теперь вдвоем с Гориным, то ли Сергеем, то ли Андреем, ей стало почти уютно.

Как будто они и правда были знакомы давным-давно.

Наверное, правда, подумала Инга, наблюдая за тем, как плавно скользит лунный свет вниз по подоконнику, расстилаясь на плиточном полу ковровой дорожкой. Сама луна уже исчезла из прямоугольника, очерченного оконной рамой, и теперь заглядывала в окна и пугала народ где-то на другом конце земли.

– Послушай, а может быть, ты лунатик? Может, это ты все во сне проделывал? Говорят, лунатики часто во сне по крышам и по карнизам…

– С апельсинами?

– Непременно с апельсинами! Настоящие лунатики – только с апельсинами! А те, что без апельсинов – это неправильные лунатики… А ты – правильный…

– Ага, – с готовностью подтвердил Горин. – Точно, я – правильный лунатик. Правильный и продвинутый, действую в полном соответствии с передовыми технологиями лунатизма… Слушай, а что мы будем делать, если я сейчас вдруг проснусь? Представляешь, как я испугаюсь? Начну кричать, звать на помощь и требовать, чтобы меня отнесли обратно в мою кровать…

– Какой ужас. Лучше не просыпайся, – посоветовала Инга. – Или проснись потом, когда в свою кровать вернешься.

– Ладно, – согласился Горин. – Проснусь потом. Только не в кровати, а в кабинете. В кабинете можно проснуться?

– Можно. Это же твой кабинет. Ты не испугаешься, если в нем проснешься. Может, только удивишься немного.

– Решено. Буду просыпаться в кабинете. Может, ты для верности позвонишь и разбудишь меня, чтобы я не проспал?

– Непременно позвоню. Если только сама не буду спать в это время после бессонной ночи.

– Всегда завидовал тем, кто может себе позволить спать допоздна, – мечтательно вздохнул Горин. – Знаешь, я такая сова.

– Я тоже сова. Кажется, – усмехнулась Инга. За три дня пребывания в больнице она еще ни разу не проснулась к утреннему обходу врачей.

– Сова, сова, – подтвердил Горин. – Такая же, как и я. Знаешь, мы с тобой вообще во многом похожи.

– И в чем же? Расскажи.

– Ну, во-первых… Мы любим апельсины.

После этих слов повисла долгая пауза.

– А во-вторых?

– Во-вторых… Во-вторых – не знаю. Но разве этого не достаточно?

– Ты все-таки странный, – серьезно сказала Инга.

– Я странный, – охотно подтвердил Горин. – А еще я упрямый, как осел. Непробиваемый, как бетонная стена. Наглый, как танк. Не всегда, но очень часто…

– А какие-нибудь положительные качества, кроме самокритичности, у тебя есть? – с усмешкой перебила Инга.

– Есть. Масса положительных качеств. Например, я добрый, как… Как не знаю кто! И надежный. Как… кредитная карточка Сбербанка. Или как лапша Доширак. И даже еще надежнее. И еще я…

– Галантный, как средневековый рыцарь, – подсказала Инга, принимая из его рук последнюю дольку очищенного апельсина.

– И еще я люблю тебя. Знаешь, это самое главное.

Не глядя, он поднялся и отошел, чтобы выбросить в мусорное ведро шкурки от апельсина. Инга нахмурилась. Ну это же надо было так все испортить! Чувство легкости и зыбкое ощущение давней привязанности в миг испарилось, уступив место напряженности и настороженности. Зачем он опять это сказал? И что она теперь должна сказать в ответ на эти слова? Чего он ждет от нее? Ответного признания? Благодарности? Озарения? Или всего сразу?