Но ничего путного не удавалось сделать. Натура увлекала его мало — он быстро охладевал к видам, которые захватывали было его внимание. Бросал едва начатые рисунки. Он не знал, что рисовать.
Деревья, навалы камней, облака, горные цепи на горизонте, цветы у полевой дороги были красивы своей красотой, содержали что-то свое — оно не открывалось Юре, не будило его воображения, не поднимало желания спорить с увиденным, обогащать его чем-то собственным. Да и было ли оно, свое собственное?
Там, на стройке, Юра пережил такое желание рисовать, какого не переживал никогда. И рисовал здания, каких не было нигде. Не было для других. Для него они были. Он рисовал их окружал деревьями, он распахивал над ними небо, проявлял на горизонте горы и выпускал в синеву облака. На просторных площадках перед зданиями стояли стройные, изящные, спортивного вида люди. Свои здания он не мог отдать рыхлым толстякам и сутулым слабакам. Он хотел строить для нестареющих, сильных и энергичных людей. В том будущем, в котором ему жить и строить, все люди научатся очень долго быть молодыми, сильными и энергичными…
Мама удивленно разглядывала Юрины рисунки, покачивала головой:
— Как в сказке. А понадобится ли кому? Забегаешь ты…
Отец хвалил:
— Замахивайся на большое. Трезвый расчет со временем придет, и тогда твоя дерзость станет на землю.
Отец подарил Юре папку-планшет, набор цветных карандашей, чтобы и на военной службе, если удастся выкроить время, строить необычные здания, целые улицы дерзких сооружений.
Юра гордился отцом и хотел, чтобы отец мог с гордостью говорить: «Это мой сын!» А вышло что? Не напишешь ему теперь: «Служу хорошо и дальше так служить буду, не придется тебе стыдиться за меня».
…Пока солдаты заняты своими личными делами, можно ненадолго оставить их и заняться своими. Сержант Ромкин достал из тумбочки учебник и пошел в ленинскую комнату. Служба его близится к концу. Когда новички пройдут курс молодого бойца и уедут в учебные подразделения, сержант уволится в запас и вернется домой, поступит в политехнический институт. А пока надо каждую свободную минуту использовать для подготовки. Только очень мало этих свободных минут! Особенно теперь, когда с привычного мотострелкового отделения перебросили на это. Тут не командовать надо, тут надо нянькой быть. Новая жизнь у ребят начинается, непривычная и строгая солдатская жизнь. На первых порах все теряются, не умеют отличить значительное от незначительного, то робеют, то ершатся… А за Козырьковым присмотреть следует, чтобы он после сегодняшнего замечания не слишком расстраивался. Он еще сто раз вот так, по мелочам, оступится, прежде чем станет солдатом.
Ромкин сел за стол возле двери, раскрыл учебник. Сержант читал и слышал слабый стук наручных часов: не забыть вовремя оторваться от книги и вернуться к солдатам…
Молодая память, что вода. Брось в нее камень — она шумно всплеснет, пойдет кругами. Но быстрое течение тут же унесет их, сгладив, затеряв в игривых струях. У нее, у молодой памяти, слишком много свежих забот и заманчивых тайн. Причем заманчивость этих тайн возрастает, когда к тайнам в позволительной мере прикасаются друзья.
Жора Белей так сосредоточенно и медленно писал, что Костя, давно закончивший свое письмо, не выдержал — попытался прочесть крупно выведенные строки. Жора прикрыл их ладонью, беззлобно буркнул:
— Чего ты?
Костя со значением почесал макушку.
Жора сконфуженно улыбнулся:
— Подушевней стараюсь. Да трудно…
Он вроде и скрывал, кому и что пишет, и чуть-чуть выдавал свой секрет.
— А чего стесняться — дело житейское! — Костя хитро подталкивал Жору: мол, давай, выкладывай!
Жора вздохнул:
— Здравствуй да как живешь — и застрял. Стихи бы сюда…
Костя честно признался:
— Насчет стихов — ничего не скажу…
— А какие стихи нужны? — поинтересовался Прохор Бембин.
— Ну, какие… Не знаешь, что ли? — Жора развел руки. — Чтоб дошли…
— Все зависит от того, кому ты пишешь, — деловито пояснил Прохор. — Сестре — одни стихи, невесте — другие.
— Понимаю, — протянул Жора. — Пока не невеста, но…
Костя съязвил:
— Ишь, какой самоуверенный. «Пока», «но»…
Жора покосился на Костю, но промолчал, обратил ожидающий взор на Прохора.
Прохор читал строфу за строфой. Жора молча слушал, выбирал; сейчас это было самое важное — выбрать стихи для девушки. Тем более что девушка не невеста но и не просто знакомая.
Когда Жора записал понравившиеся строки, Прохор, сделав серьезное лицо, посоветовал:
— Ты нарочно подпусти ошибочку-другую, чтоб она подумала: это ты сам сочинил.
Жора задумался, перечитал записанное:
— Нет, врать не буду. Раз не сам сочинил, так не сам. А что надо — она поймет.
Выручив Жору, Прохор закончил свое письмо, вложил в конверт, запечатал:
— Пойду опущу в ящик и Юрку поищу.
2
…А за несколько дней до этого в Ростове-на-Дону состоялось важное совещание. Проводилось оно в квартире одного из жилых домов-башен, что стоит на Буденновском проспекте, на спуске к реке. Участвовали в нем люди, связанные семейными узами, но это не уменьшает общественного значения совещания — на нем шла речь о летнем отдыхе одиннадцатилетнего человека, а все, что связано с судьбой человека, особенно растущего, важно и значительно. Присутствовали: папа — Тимофей Васильевич Синев, мама — Нина Степановна, их старший сын — Володя, студент-медик, их младший сын — Максим, главное действующее лицо, хотя остальные члены семьи и участники совещания самоуверенно считали главными себя.
Так вот: Максим перешел в пятый класс, перешел без единой тройки, старательно и изобретательно вел общественную работу в пионерском отряде; за все это он получил благодарность от директора школы и книгу с дарственной надписью — повесть Аркадия Гайдара «Военная тайна». Старшим Синевым тоже хотелось поощрить младшего. А что можно придумать на время летних каникул?
— Надо найти что-то такое… Одновременно и полезное, и интересное, — сказал папа, завершая вступительную речь.
— Соразмерное, — со слишком уж серьезной миной бросил Володя с места.
Мама недоверчиво покосилась на него, папа решил не отвлекаться и сделал вид, что не замечает иронии:
— Это подразумевается. Я думаю, надо достать путевку в пионерский лагерь.
— А может, в станицу к бабушке отправим? — спросила мама. — Мальчику надо окрепнуть. А у бабушки — куры. Каждый день свежие яйца. Молоко.
— Лучше всего, — солидно произнес Володя, — оставить его дома, но купить корову и кур.
— Ты все бы смеялся! — обиделась мама.
— Принимаются только конструктивные предложения, — предупредил папа.
