очередь, заметили, как она целовала и крепко обнимала Малютку, когда сдалась, то есть поступала точно так же, как и они обычно. Тогда Малютки пришли к заключению, что эта женщина такая же добрая, каким был добрый великан. И в тот миг, когда Лона забрала ребенка, они предложили женщине свои фрукты и стали оказывать ей все знаки внимания, которые могла предложить их детская компания.

И тогда женщина растерялась оттого, что не могла решить, куда направиться – она не осмелилась вернуться в город, потому что принцесса, конечно, нашла бы ту, которая ранила ее леопардиху. И тогда она решила удовлетвориться дружбой с маленьким народцем и твердо решила остаться, и до сих пор жила с ними, и, если ничего не случится с ее ребенком, когда-нибудь она найдет способ вернуться к мужу, у которого было много денег и драгоценностей и который очень редко плохо с ней обращался.

Здесь я должен отвлечься и дополнить то, что Лона рассказала мне об этой женщине, некоторыми собственными догадками. Вместе с остальными жителями города она, конечно, знала, что принцесса живет в страхе от того, что родится ребенок, который станет причиной ее гибели. Знали они все и о том ужасном средстве, которым она пользовалась для того, чтобы продлить свою юность и сохранить свою красоту, знали и о том, что ее тающие силы заставляют ее все чаше прибегать к этому средству; заместили они и ее растущую неприязнь к детям, которые казались ей знаком ожидающей ее судьбы. И все это, несмотря на то, что никто из них и помыслить не мог о том, чтобы что-то предпринять против принцессы, хотя бы сохраняло их надежду на перемены.

И вот в голове женщины родилась мысль о том, что она могла бы посодействовать выполнению этого туманного предсказания или хотя бы воспользоваться этим мифом, чтобы вернуться к мужу. Так как что могло бы показаться более вероятным, чем то, что исполнение судьбы возложено на плечи этих самых детей? Они были удивительно отважны, а жители Булики так трусливы с их презренным животным страхом. И если бы ей удалось возбудить в детях достаточно честолюбия, чтобы захватить город, то, если атака захлебнется, она оставит маленькую армию, незаметно доберется до своего дома и в конце концов там укроется!

А когда детям удастся выгнать великанов, она начнет пока они радуются победе, внушать им стремление к более высокой цели. По соотношению сил они, конечно, не годились для войны, они и не ссорились никогда, любили все живое и ненавидели все, что заставляет это живое страдать. И все же они очень легко поддавались чужому влиянию, и, конечно, было нетрудно научить их пользоваться собственной силой! И однажды она научила некоторых из самых маленьких детей бросать камни в цель; и вскоре они все увлеклись новой игрой и достигли в ней больших успехов.

Первым практическим результатом было то, что они использовали камни, когда спасали меня. Они обнаружили меня спящим, когда собирали свои фрукты, отправились домой, собрались на совет, пришли на следующий день с конями и слонами, одолели тех нескольких великанов, которые охраняли меня, и унесли меня прочь. Торжествуя победу, самые маленькие мальчики хвастались совсем по-детски, более взрослые – поменьше, а вот девочки, наоборот, хотя их глаза сверкали ярче, не были столь словоохотливы, как обычно. И женщина из Булики, вне всяких сомнений, потворствовала этому.

Мы проговорили большую часть ночи, в основном о том, почему растут дети и что это могло бы значить. Я долго не был знаком со способностью Лоны чувствовать правду, а теперь меня стала поражать ее житейская мудрость. Возможно, если бы я сам больше знал о детях, я бы меньше удивлялся.

До утра все еще было далеко, когда я услышал легкое волнение и шорох. Я приподнялся на локтях, осмотрелся и увидел множество Малюток, спускающихся по деревьям из своих гнезд. Они исчезли, и несколько мгновений спустя все вокруг снова затихло.

– Что они делают? – спросил я.

– Они думают, – ответила Лона, – что по своей глупости великаны обыщут лес, и отправились собрать камней для того, чтобы достойно их встретить. Камней в лесу немного, и им придется прогуляться затем, чтобы собрать их достаточно. Они принесут их в свои гнезда, и атакуют великанов с верха деревьев, если те окажутся в пределах досягаемости. Зная их привычки, нет смысла ждать их раньше, чем наступит утро. Если они заявятся, это будет война за изгнание – либо тому, либо другому народу придется убраться. Однако, в исходе сражения сомневаться трудно. Мы не собираемся убивать их, конечно, их черепа такие толстые, что мы, скорее всего, и не сможем это сделать! Хотя, если их убить, большого вреда им от этого не будет – жизнь и так чуть теплится в них. Если кто-то из них погибнет, их главная великанша раньше, чем дня через три, о них и не вспомнит!

– Выходит, дети так хорошо бросают камни, что такой исход сражения неизбежен? – спросил я.

– Погодите, и вы увидите, как они это делают! – ответила она с оттенком гордости. – Но я ведь еще не рассказала вам, – продолжила она, – о странной вещи, которая произошла за ночь до этой. Мы собирали наши фрукты и уже вернулись домой, и уже спали в своих гнездах, когда нас разбудил ужасный шум звериной драки. Луна была яркой, и на мгновение под нашими деревьями вспыхнули светящиеся маленькие глаза, принадлежащими Двум огромным леопардихам, одна из которых была сияюще белой, а вторая была покрыта темными точками. И эти два зверя рвали и терзали друг друга – не знаю даже каким количеством когтей и зубов. Чтобы спасти свою шкуру, пятнистому созданию приходилось забираться на деревья, когда вторая нападала на нее. Когда я впервые их увидела, они как раз находились под моим деревом, перекатываясь друг через друга. Я спустилась на нижнюю ветку и прекрасно рассмотрела их. Дети наблюдали за представлением, сидя кто тут, кто там – они ведь никогда не видели таких зверей и думали, что они просто играют. Но когда стал утихать шум драки и почти стихло их собственное рычание, я заметила, что обе они почти уже при смерти, и мне искренне захотелось, чтобы ни одна из них не была уже в состоянии забраться на дерево. Но когда дети увидели, как по бокам леопардих стекает кровь из ран, как вы думаете, что они сделали? Они спустились вниз, чтобы успокоить их и, окружив огромной толпой эти два ужасных создания, стали их похлопывать и поглаживать. Тогда я тоже спустилась вниз, так как они слишком увлеклись, чтобы услышать, как я зову их, но прежде, чем я добралась до них, белая леопардиха прекратила драку и бросилась на них с таким жутким воплем, что они снова взлетели на свои деревья, словно птички. И прежде чем я добралась до своего дерева, злые звери снова рвали и кусали друг друга. Затем Уайти явно стала побеждать, и Спотти ринулась прочь так быстро, как только могла А Уайти пришла и улеглась под моим деревом. Но через минуту или две она снова встала и бродила рядом с нами так, словно думала, что Спотти скрывается где-то поблизости. Я часто просыпалась и, каждый раз, когда осматривалась вокруг, та была где-то поблизости. А утром ушла.

– Я знаю их обеих, – сказал я., – Спотти – плохой зверь. Она ненавидит детей и убьет при случае любого из них. Но Уайти, наоборот, любит их. Она бросилась на них только затем, чтобы отогнать подальше, иначе бы Спотти позаботилась бы о любом из оказавшихся поблизости. Бояться Уайти не надо!

К этому времени Малютки уже вернулись, и с большим шумом, так как уже не заботились о том, чтобы соблюдать тишину, они ведь были уже в состоянии открытой войны, с великанами и запаслись изрядным количеством камней. Они снова забрались в свои гнезда, хотя и с трудом, так как тащили туда на себе тяжелый груз, и быстро заснули. Лона тоже вернулась на свое дерево. Я лег там, где был, и тоже легко заснул, так как думал, что белая леопардиха наверняка все еще где-то здесь в лесу.

Я проснулся вскоре после восхода солнца и лежал, размышляя. Прошло два часа, и в лесу в самом деле стали появляться великаны по трое-четверо, пока я не насчитал около сотни. Дети еще спали, и позвать я