безграничную нежность и огромная благодарность переполняла его. С чудесной легкостью она увела его от тысяч сомнений, мнительных страхов и ущербных мечтаний к несколько запоздалой, но от этого не менее восхитительной зрелости. А как просто было бы теперь, обретя наконец желанную уверенность в себе, недооценить этот дар, бросив ей в лицо те же высокомерные упреки, какие с важным видом бросает молокосос только что соблазненной им девушке: глупая, аморальная, пустая. Нет, он не безмозглый, самонадеянный негодяй, чтобы платить ей такой монетой!

Бонни Ли подарила ему новое видение мира. Он и на себя стал смотреть совсем по-другому. Если раньше он считал неполноценность Кирби Винтера уникальной и единственной в своем роде, то теперь множество подобных Кирби Винтеров представились ему, когда нужно улыбающихся, когда нужно говорящих комплименты, умеющих поддержать легкий флирт, но в ужасе убегающих при первом намеке на более серьезные и близкие отношения.

Он опять вспомнил, как барабанил дождь по крыше старого «Гудзона», как зловеще и бессвязно бормотала Хейзел. Недели упорных и в глубине души уже наскучивших приготовлений завершились так быстро, так бездарно и неуклюже! Ровно столько же удовольствия он получил бы, если бы свалился под сенокосилку. В памяти Кирби встало некрасивое, худое, в оспинках лицо, перекошенное в сумраке презрением, когда она залезала обратно в юбку. Он вспомнил отвратительные слова, раз и навсегда запечатлевшие его ущербность, оставившие кровавую рану в его душе: «Ты и проклятия не стоишь, парень. Обладание молотком никого еще не делало плотником, запомни. А теперь отвези-ка меня в город. Я скажу, куда».

И никого рядом не оказалось, чтобы спасти рухнувшего пилота, быстро пересадив его на другой самолет. И вот он потерял уверенность в том, что умеет летать. И оставался пилот на земле тринадцать лет, замкнувшись в скорлупе одиночества, — до тех пор, пока Бонни Ли своими поцелуями не стерла запечатленные в душе слова и не заживила рану. Он был спасен.

Оставалось пять минут.

Кирби взвесил часы на ладони. Это был единственный предмет, неподвластный законам красного мира. В душе зашевелился благоговейный страх перед теми бесчисленными возможностями, которые открывались их владельцу, перед необъятностью искушений, от которых разбегались мысли и захватывало дух. В часах заключалась абсолютная власть и безграничная свобода, но свобода, доведенная до той черты, откуда один шаг до нового, страшнейшего порабощения. Достаточно ему проявить слабость, и все недостатки, какие у него есть, превратятся в слепые, жгучие страсти: болезненная тяга к женскому полу — в жажду разврата, мелкое тщеславие — в непомерную гордыню, денежная щепетильность, естественная для небогатого человека — в безудержное корыстолюбие. Преследуемый этими страстями, он навсегда останется в рабах у собственной власти над временем.

Он понял, что должен впредь быть очень осторожным, что не следует бездумно доверяться всем своим желаниям. Ответственность, наложенная самим фактом обладания часами, чрезвычайно серьезна. Их использование должно опираться на твердую этическую основу. И, кроме того, он обязан всегда помнить о том, что необходимо скрывать назначение и возможности устройства от остального мира.

Предположим, думал Кирби, что таких часов в мире появилось пятьдесят или пятьсот. Что тогда? Тогда хаос, анархия и страх.

Неожиданно он вспомнил про Омара Креппса и благоговейное восхищение перед этим человеком охватило его. Двадцать лет дядюшка Омар провел, обладая безграничной властью, этим своеобразным преимуществом перед всем человечеством, и все же ему удалось сохранить секрет. Если бы каким-нибудь неосторожным поступком, он раскрыл бы свои возможности, другие могли бы немедленно начать исследования в том же направлении. Очевидно, дядюшка Омар понял, что его открытие превратит мир в сумасшедший дом, если только станет общим достоянием. В поведении Омара Креппса проступала тщательно обдуманная система. Он успокоил общественное мнение, вернувшись после своего громкого выигрыша и сознательно проиграв сумму почти такую же, какую выиграл. Он сделал фокусы своим общеизвестным хобби — чтобы скрывать свои промахи, которые, конечно, случались. Он избегал любой рекламы. Он спрятался за огромным богатством, приобретенным слишком быстро. Однако, людская память коротка. Он знал это, и действительно, все вскорости уверовали: предки Омара Креппса — богачи еще с прошлого века.

Шум, свет и движение ворвались внезапно, но не прошло и двух секунд, как Кирби вновь перевел серебряную стрелку назад, опять остановив реальное время. Рука Бонни Ли скользнула по плечу вверх, голова слегка повернулась. Кровать прогнулась под тяжестью тела, но тут же снова затвердела. Лежать, однако, стало удобней.

Каким же образом дядюшка Омар приобрел деньги? Каким образом он нажил свой огромный капитал? Не мелким же воровством по магазинам! А что такое, собственно, капитал, принялся размышлять Кирби. Ни что иное, как абстракция, тесно связанная с циркулированием неких кусочков бумаги. Манипуляции с ценными бумагами после уяснения основных принципов не должны оказаться слишком уж сложными. Кирби представил себе дядюшку Омара, деловито использующего время красного часа, делающего необходимые отметки в разных бумагах. Красное время давало ему те же преимущества, которые дает знание будущего! Ну а затем, после накопления достаточной суммы, он мог спокойно передать все дела Корпорации Креппса. Деньги, как известно, к деньгам, — когда их, конечно, много.

Но если Омар Креппс понимал, какую опасность несет его изобретение человечеству, почему же он не унес его с собой в могилу?

Разгадка, вероятно, заключалась в самолюбии дядюшки Омара. Кто-то же должен был узнать о его гениальности! Вот почему он избрал Кирби своим наследником, преемником этой фантастической власти, посчитав его способным нести бремя и успешно пользоваться плодами. Чтобы подготовить племянника, он дал ему блестящее образование, чтобы оно помогло тому в раскрытии всех возможностей полученного изобретения. Выбор предметов, на изучение которых дядюшка настаивал и которые казались тогда никому не нужными, теперь приобретал новый смысл. Социология, психология, философия, древняя история, археология, языки, семантика, эстетика. И после колледжа в течение одиннадцати лет избранник Омара Креппса не просто проживал годы, а продолжал свое обучение, упражняясь в принятии самостоятельных решений. Его с этим не торопили, не тормошили, он учился делать все не спеша, хорошенько обдумав, но обязательно соблюдая секретность и осторожность. Одинокий образ жизни должен был стать для него привычкой.

Кирби понял, сколь идеальную для обладателя абсолютной власти подготовку он получил. Риск того, что устройство послужит как инструмент для насилия, для случайных развлечений и в целях наживы, сведен до минимума. Нового владельца подготовили к использованию изобретения на благо всего человечества.

Но почему, в таком случае, дядюшка Омар заблаговременно не открылся ему? Считал ведь он, что у Кирби недостаточно сил и душевной твердости, и обращался с ним терпеливо, и даже сказал как-то мистеру Винтермору, что племянник-простофиля. Так что не логичнее ли было все-таки объясниться заранее? А вместо этого он, как будто сознательно, запутал ситуацию. Отдал только часы, без объяснений. Сначала — часы, а год спустя — письмо. Кирби уже знал, что письмо как-то связанно с часами. Но почему через год?

А что, если б он засунул часы куда-нибудь и забыл бы о них? Если бы, находясь в самолете, в автомобиле или в поезде стал, ни о чем не подозревая, передвигать серебряную стрелку. И почему дядюшка Омар дал ему и Вильме Фарнхэм такие инструкции, что сразу после его смерти они оказались в крайне затруднительном положении? Он, конечно же, не мог не предвидеть, что это произойдет.

Распутать сей головоломный узел Кирби никак не удавалось.

Впервые самым тщательным образом он изучил часы. Выгравированные инициалы О.Л.К. едва виднелись. Рядом с головкой находились маленькая выемка — для открывания задней крышки. Поколебавшись немного, Кирби подцепил ее ногтем и вскрыл. Внутри оказался еще один корпус цельнометаллический. На внутренней поверхности крышки было выгравировано еще что-то, точно таким же шрифтом, что и инициалы на другой стороне. С некоторым усилием Кирби перевел с латыни: «Время ждет лишь одного». Выражение весьма характерное для своеобразного юмора Омара Креппса. Кирби захлопнул крышку и впервые задумался над сущностью самого открытия. Естественно предположить, что для такого сильного воздействия на пространство и время необходим мощный источник энергии. Часы были довольно