целью. Детская игра, в которой у всех, кроме самих агентов, были завязаны глаза.

Когда ночь опустилась на Филадельфию, ее улицы стали наполняться искателями приключений. Электроника сыграла очень злую шутку с жителями Соединенных Штатов. С тысяча девятьсот пятьдесят пятого года телевидение из интересного времяпровождения, превратилась во всеобщее помешательство. Детей стало вообще не оторвать от экранов. Отпала необходимость в поисках друзей, партнеров для игр. Исчезла всякая тяга к интеллектуальным развлечениям. Достаточно было сидеть, смотреть и получать удовольствие. Электронная промышленность выпускала миллионы телевизоров, были построены сотни телестанций. Война заставила электронную промышленность переключиться на другие цели. Одна за другой стали закрываться телестанции. Замолкли сотни, а потом и тысячи телевизоров в домах. И уже не было запасных частей для их починки. После войны последовал недолгий период всеобщего подъема, когда многие станции снова начали работать, понемногу стали чинить и телевизоры на дому. Но постепенно все снова стало погружаться в молчание. Оставшихся мощностей электронной промышленности хватало теперь лишь на тридиториумы. В больших городах еще продолжали функционировать несколько каналов, но общая телевещательная сеть распалась. Отдельные станции просто снова и снова показывали старые фильмы.

В миллионах комнат стояли кубические предметы из полированного дерева с белыми, мертвыми экранами. Но люди, выросшие у этих экранов, уже в основном утратили способность развлекаться самостоятельно. Поэтому они выходили на ночные улицы из своих молчащих домов, чтобы не сидеть в тишине, но сказать им друг другу было нечего. Пустоту и скуку что-то должно было заполнить. Появились фленг, проно и тридиториумы. И, конечно, насилие. Десятиминутные разводы и как результат – детские банды. В то же время нельзя было критиковать систему слишком резко. Критика подпадала под Статью о Нанесении Ущерба Государству.

В телепередаче из Индии рассматривалась возможность восстановления телевизионной промышленности США. Но теперь, когда коммуникационная сеть была разрушена, когда уже почти не оставалось людей с соответствующим образованием, когда не было мощных индивидуальных спонсоров, способных вложить деньги в воссоздание телесети, эта идея выглядела весьма проблематичной. А в Индии не собирались заниматься сомнительными проектами.

Высокий и одинокий, шел Дейк по шумным ночным улицам Филадельфии. Некоторые кварталы города были погружены в темноту. Он попытался дозвониться до Патриции и потратил полчаса, прежде чем узнал нужный номер. После десяти протяжных гудков Дейк повесил трубку. Наконец он вспомнил фамилию одного из ее адвокатов и нашел его домашний телефон.

Адвокат некоторое время колебался, прежде чем дал адрес Патриции.

Дейк представился, как мистер Ронсон из Акапулько, который хочет поговорить о продаже отеля, поскольку этим интересовалась мисс Патриция.

– Я полагаю, вы можете поговорить с ней, мистер Ронсон. Но она последнее время совершенно не интересуется делами. Она доверила нам ведение всех ее дел.

– Она была очень заинтересована нашим отелем.

– Если это действительно так, мы будем очень рады. Нам очень трудно удовлетворять желания клиента, который… никаких желаний не имеет. Она сейчас в Глендон Фарм, мистер Ронсон. Это частный санаторий в предместье Веллингтона. Но сегодня вас туда все равно не пустят. Посетителей она принимает только днем. Дейк поблагодарил его и повесил трубку. Он поел – скорее из необходимости, чем из чувства голода, и снял номер в дешевом отеле. Он лежал на постели в темной комнате и думал о том, почему он хочет увидеть Патрицию. Найти хотя бы одного человека, который поверит ему, которому можно будет рассказать о том, что представляет из себя враг…

Пройдя такую невероятную переделку, он стал совершенно одиноким. Он никогда особенно не зависел от эмоциональных привязанностей. Но иметь полную уверенность, что для любого человеческого существа он стал объектом отвращения и ужаса, а для сверхлюдей бунтарем, подлежащим немедленному уничтожению – вызывало у него такое чувство пустоты и одиночества, что это поразило его самого. Он знал, что может выйти на улицу, найти женщину и вернуться с ней в номер. Но теперь подобное времяпровождение становилось для него фарсом. Это было бы также отвратительно и непристойно, как на фотографиях, где канарейка и кошка объединены сомнительной дружбой. Он мог спуститься в бар, познакомиться с кем-нибудь и проболтать всю ночь, не обменявшись при этом ни единой стоящей мыслью.

Теперь Дейк знал, что по-настоящему общаться он сможет только с людьми, прошедшими такую же, как и он, подготовку. Только с ними, людьми, которые научились фокусировать и направлять эту невероятную энергию мозга.

Со всеми остальными он будет чувствовать себя, как цивилизованный человек, попавший к дикарям. Он, конечно, снова может стать аборигеном, но тогда ему придется отказаться от удивительных возможностей. Принести в жертву этому невежественному племени знания и качества, которые они не в состоянии даже воспринять, не говоря уже о том, чтобы понять. И всегда его будет преследовать мысль о бездарно утерянных способностях, об отказе от своего истинного предназначения.

Самые близкие отношения, которые у Дейка возникали когда-либо, были с Уоткинсом, во время их короткого совместного тренировочного периода. Доверие и дружба позволяли им убирать защитные экраны и общаться напрямую, не искажая мысли семантическими тонкостями. Говорить обычным способом было легче, да и затраты энергии были несравнимые, но при возникновении каких-то сложных концепций, там где могло возникнуть непонимание, параголос становился незаменим.

Может быть, подумал Дейк, агенты и правы. Если человек, прошедший подобное обучение, не в состоянии принять правила игры, ему лучше умереть. Смерть не может быть большим одиночеством, чем знание, что ты навсегда отрезан от людей, разум которых теперь так не похож на твой. Один раз испытав нечто подобное, отказаться от этого навсегда…

Но он все еще не мог признать своего поражения. Ответ был ясен. Нужно заставить Патрицию понять, и она обратит все свои колоссальные возможности на то, чтобы весь мир узнал о происходящем, о том, что творилось многие, многие годы. Может быть, будет найден какой-то способ для борьбы с ними. Может быть, удастся помешать им играть с будущим земной цивилизации, как с дешевой игрушкой. Но главное – убедить мир в том, что они существуют.

Дейк вспомнил о головах плывущих матросов, крошечных на фоне бескрайнего моря. Он подумал о тех, кто ждет с максимальным напряжением малейших проявлений его новых способностей, чтобы обнаружить его местонахождение, с холодным спокойствием ожидающих его неизбежных ошибок. И Дейк был достаточно честен с собой, чтобы спросить себя, пошел бы он против них, если бы Карен встретила его с той теплотой, на которую он так рассчитывал.