Подделываться под шлюху… — Он покачал головой. — Я сказал Брэди, что сама идея мне не по душе. Но когда он заупрямился, я предложил: давайте позовем Джорджию. Если мы вынуждены обманывать захватчика, значит, с этим справится только очень опытный парламентер. А Джорджии уже приходилось и перекрашиваться, и быть «подставой»… Странно, что вы об этом не знаете.
— Как ее фамилия?
— Мобри, Джорджия Мобри.
— Не припоминаю.
— Она в основном, работает в «наркоше», в наркобригаде.
— Все равно не помню.
— Так или иначе, она могла бы аккуратненько сработать вчера. Беда в том, что она в отпуске. Но… Какая разница! Вы же сами сказали: и так все вышло.
— К счастью. Или, скорее, повезло. Это ваши слова.
— Ну, как бы то ни было…
— Но мне повезло. Правда?
— Мне кажется, все должно было происходить по-другому. Не следовало, наверное, врать ему. Если бы он вас разоблачил…
— Я старалась, так сказать, играть на недомолвках.
— Это точное выражение. Но на деле мы выдавали вас за шлюху. И если бы он вдруг заподозрил, что мы морочим ему голову… — Гудмэн многозначительно помолчал. — Там же была девочка. И револьвер.
— А почему Брэди пошел на риск?
— Рискнул вами или общим подходом к делу?
— И тем, и другим.
— Вами — потому, что старик отверг Марту. А ведь Брэди поначалу послал именно ее, не кого-нибудь. Ну а обман… Наверное, подумал, что он даст плоды. И уж если это могло спасти жизнь дитяти…
— Это спасло жизнь.
— Так обернулось дело.
— Тогда зачем ему меня прогонять?
— Не знаю, как у него все в голове устроено. А уже десять лет с ним работаю…
— Так долго!
— А что?
— Вы моложе выглядите.
— Хм. Мне тридцать восемь.
— И все равно — моложе. Так почему же все-таки выгонять?
— Не знаю. Ей-ей. Меня как громом ударило. Сначала он меняет Марту на вас, а потом идет на все ваши условия. Ну-с, в итоге вы вытаскиваете и девчонку, и старца без единой царапины, а Брэди решает вас уволить. Мишугге.[7] Вы понимаете идиш?
— Я знаю, что такое «мишугге». И мне кажется, знаю также, почему он хочет меня выбросить.
— Почему же?
— Потому что поступила по-своему. Не так, как он хотел.
— Он знал, что так будет, когда вы сказали, что никто не должен вмешиваться, пока старец не отдаст и ребенка, и оружие. Идея Брэди заключаюсь в том, что сначала выходит девчонка, а уж потом входите вы: торговля на равных.
— Но это точно то самое, что…
— Вы меня немного не поняли. Если бы он хотел выгнать вас из-за строптивости, то почему не сделал это тогда же, прямо на месте? Когда вы отказались поступить, как он приказал.
— Не знаю. А вы?
— Наверное, до него дошло, что, так сказать, на десерт он должен вас уволить, чтобы показать, кто начальник.
— Не выгнал же.
— Только потому, что я его отговорил.
— Как же это вам удалось?
— А я ему сказал, что вы — бесстрашная, честная, симпатичная и умная. И что, вероятно, станете лучшей в его команде. Несмотря на принадлежность к слабому полу.
— Бесстрашная? О, если бы вы только знали…
— Да, бесстрашная, — повторил он. — И другие, хм, вещи тоже — правда.
— И поэтому он дал мне месяц испытательного срока…
— Ах да, кстати. Я ему сказал, что вы еще и красивая.
— Не врите, — бросила она. — Не говорили.
— Да нет, сказал. Хотите сегодня пойти в кино?
Она посмотрела на него.
— Ну как?
— А что идет? — спросила она.
Луис Лееб заявил Карелле по телефону, что завещание его партнера уже подколото к досье, к работе над ним приступили, и потому у Луиса Лееба нет ни времени, ни желания обсуждать какие-либо детали с сыщиками, расследующими убийство. И уж конечно, не после того, как они надругались над священными гражданскими правами убитой горем вдовы мистера Шумахера; это — неслыханное преступление, а потому он, Лееб, естественно, а не Шумахер, до сих пор ожидает письменного извинения. Карелла сказал:
— Благодарю вас, мистер Лееб. — И повесил трубку.
В два пополудни, после того как часа полтора они прокорпели над завещанием в Третейском суде (каковой также почему-то назывался эрзац-судом, тогда как в других городах у него было иное название — Арбитражный), Карелла и Браун поехали в центр города на Джефферсон-авеню и оставили машину в изысканном соседстве с антикварными и модными магазинчиками, бутик, салонами красоты и выставками. Между двумя картинными галереями уютно гнездился магазин с кокетливым названием: «Бай и Уи. Щеночки».
Хозяйкой магазина была некая Полина Уид. Это она продала черного породистого щеночка- лабрадорчика Маргарет Шумахер, дабы та могла подарить его мужу в честь первого Рождества, проведенного вместе. И вот теперь Уид была указана в завещании покойного как одна из наследниц. Ей досталось десять тысяч долларов.
Полина Уид была потрясена.
Красивой блондинке было под тридцать, как предположил Карелла. Черное балетное трико облегало очень стройное и гибкое тело. Глаза едва подведены синей тушью. Оглушительную новость она вначале восприняла с недоверием. Сказала им, что это — не иначе как розыгрыш. Однако, внимательнее взглянув в их строго официальные с золотым тиснением и лазоревыми полями жетоны с эмблемами (сыщики совали их уже второй раз), она прижала руку к губам и захихикала, качая головой; словом, проделала все, что полагается при подобных оказиях. Сцена истинного удивления, переходящего в восторг.
— И все-таки не могу поверить, — заявила она. — Так не бывает.
— У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет? — спросил Браун.
— Никаких, — сказала она. — Совершенно невероятный сюрприз. Десять тысяч — это ж целое состояние! Но за
Они уверили ее, что не ошибка. Показали параграф, который специально выписали из завещания:
«Высоко ценя отличное медицинское обслуживание, оказанное моей любимой собаке породы Лабрадор, по кличке Амос, Ветеринарным госпиталем на Дервуд-стрит в Айсоле, передаю в наследство доктору Мартину Осгуду сумму размером в 10 000 долларов, дабы стимулировать его дальнейшую благородную деятельность в области животного мира. Равно ценя превосходные консультации и советы, данные мне по уходу за вышеобозначенным Амосом, завещаю Полине Байрли Уид (указан адрес магазина на Джефферсон-авеню) сумму в 10 000 (десять тысяч) долларов… Я также предпринял все необходимые действия по оплате эвентуального кремирования вышеуказанного Амоса в собачьем крематории Холибрук и
