белых кружевных трусиков. На правой руке у женщины…
— Эй, ребята, вы еще долго собираетесь возиться? — подал голос Герджин.
Я поставил кассету обратно на полку.
— Вы можете покинуть нас, если вам надоело, — предложил я.
— Да ладно, нет проблем, — вяло отозвался Герджин.
— Мы ничего не украдем.
— А никто и не говорит, что украдете. Просто здесь душновато, вот и все. Кондиционер, похоже, выключен.
— Почему бы вам не подняться наверх? — предложил я. — Подышали бы свежим воздухом.
— Нет, спасибо, — отказался Герджин.
Я просмотрел еще несколько кассет.
Герджин почесал задницу.
— Ты сфотографировал кокпит? — спросил я у Эндрю.
— А надо?
— Конечно, надо! — уверенно сказал я и подмигнул.
Мы с Эндрю уже довольно долго работаем вместе.
— Может, я поднимусь наверх сам? — спросил он у Герджина.
Герджин решил, что тут кроется какой-то подвох.
И промахнулся.
— Нет, я с вами, — сурово сказал Герджин, и они вместе поднялись на палубу.
Я подождал, пока топанье Герджина не удалилось на достаточное расстояние, и снова взял с полки ту, первую кассету. Кассета называлась «Шаловливые ручки». На правой руке у женщины красовалось викторианское кольцо-печатка в форме сердечка. Точь-в-точь такое, как у Лэйни.
Не колеблясь ни секунды, я засунул кассету себе за спину, за брючный ремень и поправил пиджак.
Ситуация сложилась неловкая.
Три адвоката смотрели видеозапись, недвусмысленно компрометирующую их клиента. Вот уж вправду, «Шаловливые ручки». По всем общепринятым стандартам кассета относилась к разряду порнографических. В качестве главной героини там выступала Лэйни Камминс собственной персоной.
Заметно кося, поскольку она была без очков (да и безо всего прочего, не считая белых трусиков и того самого золотого кольца), Лэйни демонстрировала гениталии, паховую область, ягодицы и грудь. Еще Лэйни с упоением занималась мастурбацией, каковое действие признается отвратительным и противоестественным. Кроме того, она демонстрировала свои половые органы, находясь в состоянии сексуального возбуждения. Все это Лэйни проделывала добровольно (о чем свидетельствовала блаженная глуповатая улыбка, играющая у нее на губах). Эти действия совершенно явственно проделывались с целью возбуждения похоти или удовлетворения извращенных наклонностей, и не имели никакой литературной, художественной, политической или научной ценности. Ни фига себе!
— Говоришь, ты засунул эту кассету под пиджак, пока коп торчал наверху? — спросил Фрэнк.
— Да.
— Ни фига себе, — сказал Фрэнк.
— Ты собираешься показывать эту пленку прокурору? — спросил Эндрю.
Вопрос был таким дурацким, что я даже не счел нужным на него отвечать.
— В таком случае, я полагаю, нам лучше всего будет спросить у самой мисс Камминс, что все это значит, — подвел итог Эндрю.
Лэйни появилась в нашей конторе на Герон-стрит около двух дня. Она объяснила, что мы застали ее за работой, и извинилась за свой наряд — джинсы, футболку и сандалии. На правой руке красовалось все то же вездесущее викторианское колечко. Я предложил Лэйни сесть, поставил на наш видеомагнитофон «Шаловливые ручки», сказал, что мы минут двадцать погуляем, и предложил включить магнитофон, когда она останется одна.
Через полчаса мы вернулись.
— Ну и? — спросил я.
— Где вы это взяли? — вопросом на вопрос ответила Лэйни.
— На яхте Толандов, в личной каюте хозяев.
— Ясно, — холодно кивнула она.
Мы посмотрели на нее. Эндрю, кажется, плохо понимал, что, собственно, происходит. Все-таки он был еще зеленым юнцом. Я думал над тем, что должно означать это «ясно». Лэйни, похоже, не собиралась ничего объяснять. Фрэнк перехватил мой взгляд. «Подсказку, — говорили его глаза. — Дай даме подсказку».
— Ты знаешь, как эта кассета попала на яхту? — спросил я.
Лэйни заколебалась, пытаясь определить, кто из нас троих отнесется к ее истории с большим сочувствием. Я подумал, что она выберет Эндрю.
Но Лэйни сделала ставку на Фрэнка.
— Он попытался меня шантажировать, — сказала она.
— Толанд? — уточнил Фрэнк.
— Да.
— Он показал вам эту кассету и?..
— Нет.
— А что тогда?
— Сказал, что она у него есть.
— Что у него есть кассета, где вы сняты обнаженной?
— Что у него есть эта кассета, — сказала Лэйни, сделав ударение на слове «эта», и яростно кивнула в сторону кассеты, словно желая швырнуть ее в костер. Вполне возможно, что ей действительно этого хотелось.
— Но он не показал вам эту кассету?
— Нет.
— Просто сказал, что она у него есть.
В этом весь Фрэнк. Чисто нью-йоркская привычка брать быка за рога.
Иногда я им восхищаюсь.
— Да, просто сказал. Показал коробку, или как там эта фигня называется, с моей рукой на обложке. Но она была пустая. Он сказал, что не такой дурак, чтобы приносить кассету с собой. Сказал, что она в надежном месте. Еще сказал, что если я не отзову иск, об этой записи узнает весь детский мир.
— Весь что?
— Детский мир. Он имел в виду производителей игрушек. Он собирался сообщить всем, что женщина, которая проектирует детские игрушки, занимается… ну… ну… вы сами видели.
— И ваш медвежонок пойдет коту под хвост, — кивнул Эндрю.
— Нет, — поправила его Лэйни. — Коту под хвост пойдет вся моя жизнь.
— Когда это произошло? — спросил я у Лэйни.
— Что — это?
— Когда Бретт сказал тебе об этой кассете?
— Когда мы сидели на палубе.
— На кокпите?
— Да.
— Выпивали…
— Да.
— Мило беседовали…
— До тех пор, пока он не попытался меня шантажировать.
— Но до тех пор…
