место происшествия, но я заранее позвонил в прокуратуру, и Пит Фолгер сказал, что судебная бригада уже собрала все необходимые вещественные доказательства, так что я могу посетить яхту в любое время, когда мне только заблагорассудится. Потому я был неприятно удивлен, когда в среду утром вместе с Эндрю прибыл в яхт-клуб и увидел у сходен «Игрушечки» офицера полиции.

Я представился и предъявил свои документы.

Полицейский тоже представился, и сообщил, что заместитель прокурора Питер Фолгер позвонил в полицейское управление и попросил выделить кого-нибудь из офицеров, чтобы тот «любезно сопровождал адвоката Хоупа». Это было, так сказать, условное обозначение. В переводе на нормальную речь эти слова означали: «Постой у него над душой и удостоверься, что он не сделает ничего такого, что могло бы сорвать наше обвинение против Лэйни Камминс».

Я сказал офицеру — если верить черной пластиковой карточке, приколотой к нагрудному карману его рубашки, полицейского звали Винсент Герджин, — что мы с моим компаньоном просто хотим сфотографировать место преступления, чтобы составить более полное представление. Еще я добавил, что мы можем прийти попозже, если служащие прокуратуры еще не закончили осмотр яхты.

— Никаких проблем, — сказал Герджин.

Ненавижу это выражение.

— В таком случае, мы поднимаемся на яхту, — сказал я.

— В таком случае, я иду с вами, — сказал Герджин.

И мы поднялись по сходням.

Эндрю присутствовал здесь по той же самой причине, по которой он сопровождал меня на встречи со свидетелями Фолгера. Кому бы из нас ни пришлось в конечном итоге вести это дело, второй всегда сможет засвидетельствовать, что именно мы обнаружили на яхте в то утро. Если начистоту, я не надеялся найти что-либо особенно полезное. О конторе старины Баннистера можно сказать всякое, но его бригада криминалистов всегда работает безукоризненно. Чтобы они проморгали что-то на месте преступления — такого сроду не бывало.

Вот он, тот самый кокпит, на котором, по утверждению Лэйни, они с Бреттом просидели с десяти до половины одиннадцатого. Именно здесь Бретт сделал ей деловое предложение — по утверждению Лэйни, весьма щедрое, по утверждению его вдовы, довольно оскорбительное. Здесь Лэйни выпила свой «Перрье», который потом превратился («ах, да, теперь я припоминаю») в пару порций водки с тоником. Здесь она отдала Бретту свои туфли и шарф — незначительная подробность, о которой Лэйни сперва не сочла нужным мне сообщать. А потом полиция обнаружила этот шарф в личной каюте хозяев яхты. Лэйни не вспоминала о шарфе до тех пор, пока на следующие утро ее не спросили об этом копы. Она не вспомнила ни о шарфе, ни о туфлях, когда рассказывала об этом вечере мне.

Мне чертовски хотелось знать, о чем же еще она забыла мне рассказать.

Видимо, под впечатлением рассказа о том, как заботливо Бретт Толанд относился к своей любимой тиковой палубе, я снял туфли и попросил Эндрю разуться. Герджин посмотрел на нас, как на чокнутых, и не проявил ни малейшего намерения расшнуровать свои начищенные до блеска черные ботинки.

Мы спустились вниз.

Тут что-то говорилось о комнате, в которой произошло убийство. На самом деле это вовсе не комната. На морских судах не бывает комнат.

Конечно, иногда о каюте или кают-компании говорят «комната», но на самом деле это следует называть «отсек». Ладно, хватит. Мы босиком прошли в хозяйскую каюту. Герджин громко топал следом.

Если хоть какой-то уголок на яхте и напоминал комнату, так это эта самая каюта. Возможно, это впечатление возникало из-за того, что в этой каюте надо всем господствовала кровать поистине королевского размера. По обе стороны от нее стояли тумбочки, а на стене над кроватью висели два светильника. Вход в ванную хозяев находился справа от кровати. На этой яхте душевые и сортиры располагались по правому борту.

В ногах кровати, напротив входной двери, располагался высоченный книжный шкаф с застекленными дверцами.

— Мы бы хотели сделать здесь несколько фотографий, — сказал Эндрю.

— Нет проблем, — отозвался Герджин.

Когда кто-то говорит «нет проблем», мне сразу хочется удавить этого человека. На самом деле это выражение означает: «Да, обычно такие просьбы я не выполняю, но в данном конкретном случае, хоть меня это и раздражает, я могу сделать исключение, но все же это для меня хуже занозы в заднице».

Вот что такое «нет проблем».

И не верьте, если кто-нибудь попытается вам доказать, что это не так.

— Мы тут осмотримся, ладно? — спросил я.

— Что вы будете искать?

— Не знаю.

— Нет проблем, — снова сказал Герджин, пожал плечами и встал в дверном проеме, чтобы не упускать из виду и Эндрю, делающего фотографии, и меня, шарящего вокруг.

Два выстрела в голову — так было сказано в рапорте коронера.

Третья пуля прошла мимо.

Пороховая гарь давно выветрилась, но в каюте ощутимо воняло убийством.

На ковре рядом с кроватью все еще остались обведенные мелом контуры мертвого тела Бретта Толанда. Царапины на деревянной обшивке указывали, где выковыривали из стены третью пулю.

Эндрю щелкал фотоаппаратом. Герджин зевал.

Именно здесь полицейские обнаружили шарф Лэйни.

Я не знал, с чего начать.

Я даже не знал, что я собираюсь искать.

Я начал с ванной, заглянул там в шкафчик под раковиной и не нашел ничего, кроме нескольких рулонов туалетной бумаги, пачки бумажных носовых платков и баллончика с туалетным дезодорантом. Потом я заглянул в зеркальный шкафчик над раковиной. Там я обнаружил несколько зубных щеток, тюбик зубной пасты, множество медикаментов, продающихся без рецепта и несколько лекарств, сделанных по рецепту, но ничего из этого не могло помочь мне доказать, что моя клиентка не совершала того преступления, в котором ее обвиняют.

Если, конечно, я искал именно это.

Эндрю продолжал изводить пленку.

Я перешел к шкафу, стоявшему справа от кровати. На нижней полке красовалась пара тапочек с помпонами. Все. Я закрыл дверцу и принялся за тумбочку. Очки для чтения, пачка салфеток, тюбик губной помады.

Видимо, эта сторона кровати принадлежала Этте Толанд.

Я перешел на сторону Бретта.

Я бегло осмотрел его шкаф и тумбочку и снова не нашел ничего интересного. Но мне хотелось узнать, где же Бретт хранил этот самый пистолет сорок пятого калибра, из которого его застрелили.

Потом я вернулся к книжному шкафу. Помимо книг, в этом же шкафу обитали телевизор и музыкальный центр.

Я принялся проглядывать книги.

Для начала я снял с полки «Большие надежды», пролистал и вернул на место. Потом мне под руку попались «Рубаи» Хайяма. Я сдул с них пыль, открыл книгу, полистал. Иногда люди засовывают письма или записки в книги. Но в этой книге я не нашел ничего. Да и вообще на книгах лежал заметный слой пыли. Ну и правильно, кто же будет читать на яхте. И наверняка книги здесь портятся от сырости. Я снял с полки томик Стивена Кинга, «Оно». Толстая книжка, примерно два с половиной дюйма в толщину.

Черный переплет, в правом нижнем углу красные буквы инициалов, «СК». Я открыл книгу, закрыл, вернул на место. Перебрал еще несколько штук.

Книг здесь было много. Пожалуй, все лучшие произведения английской литературы. Некоторые из них, судя по слою пыли, вообще никто никогда не читал. На нижней полке стояли видеокассеты в черных виниловых коробках. Я вытащил одну. Обложкой служила фотография женских рук, скрещенных поверх