Семья Миши У. в рамке. За рамкой — солнце. Мише тоже четыре года, но он уже понимает, что семья — это дом, а солнце не живет в доме. Зато телевизор — полноправный член семьи. Для большего сходства с человеком он пририсовал телевизору голову. В семье, по порядку: папа, Миша, «никто», мама, телевизор. Кто этот «никто»?

Миша уверен: у них в квартире поселился «никто». По ночам «никто» просыпается, съедает продукты из холодильника, и наутро есть нечего, хоть шаром покати.

Помню, Миша заразил всех историей про «никто». И дети долго рассказывали мне, что натворил у них дома «никто». Именно ночью, когда все спят. Хотя по логике вещей «никто» мог бы разбойничать и среди бела дня, он же невидим!

Взглянув на рисунок Саши М., можно сразу определить, кто мама, кто папа и кто — все остальные. Саша обозначил это цветом. Мама красная (красивая), папа — синий, а бабушка, дедушка, Алеша и сестренка — серые.

Алеша М. подвержен частой смене настроений. И несмотря на то что все члены его семьи изображены схематично, выражение лиц у них — разное. Алешин рисунок, с точки зрения психолога, говорит о неблагополучии в контактах между членами семьи. Все — безрукие.

На самом деле семья у Алеши прекрасная, все добры друг к другу и к Алеше в особенности. Трудность состоит в том, что семья эта — работающая и детей приходится отдавать в садик. Алеше, при его невротическом складе, непрерывное общение не показано. И потому Алеша легко возбудим, быстро переутомляется и на «неинтересные» задания отвечает нехотя. Что и видно по характеру рисунка.

Коля Ф. — хитрец. Он любит рисовать только машины и дома, а людей — не любит. Вот как он вышел из положения: «Это мы на машине уехали, а дома остались баба Валя, баба Дуня и деда Петя». На самом деле нет у них машины, он только о ней мечтает. Вот и нарисовал свою мечту.

Лёне М. чуть больше четырех. Посмотрите, какое веселое семейство и как динамичен рисунок! Обратите внимание на перекрещенные руки. Обычно дети налагают линии друг на друга, Лёня же мастерски показал, какие руки сзади, а какие — на переднем плане.

Сейчас Лёня учится в художественной школе, делает серьезные успехи в графике, что и следовало ожидать.

«Нарисую себя маленькой, не хочу — большой. Ой, нет, я нарисую своего котенка. Не люблю я себя рисовать. Я — большая, а больших я терпеть не могу». Несмотря на это заявление, Ира Т. изобразила и себя, и котенка, и облака. А про маму с бабушкой забыла. Увлеклась или нарочно не стала рисовать их?

Петя П. пяти с половиной лет — круглый фантазер. Задания он вроде бы не выполнил. Но разве плохая у него семья?! Свет люстры бросает лучи на веселого клоуна, парит птица, вокруг — невиданные существа.

Сережа Л. — выраженный эгоцентрик. Хорошенький, избалованный, он приносит на урок иностранные машинки, чтобы покрасоваться. Играть никому не дает. Вот он и нарисовал одного себя. На мой вопрос, где остальные, ответил: «Они не поместятся».

У Нади Ф. нет отца. Она очень тоскует по нему. Мама осуждена за кражу. Надя живет с бабушкой. Добрую бабушку Надя наделила воздушным шаром. А мама все равно красивая! Папа же плывет по небу- реке на лодочке. Недосягаемый.

За ярким, с такой любовью нарисованным семейством — Надино горе. Она не может с ним смириться. И в порядке компенсации создает сама миф о благополучной семье.

Настя О. — замкнутая, малообщительная. Это просматривается в рисунке. Настя замыкает колонну из мамы, папы и бабушки. Она протягиваетим руки, а сама смотрит в другую сторону. Дух противоречия снедает девочку. С завистью глядит она на весело болтающих между собой детей, но в разговор не вступит. Такая вот противоречивая натура.

Дети, чьи рисунки мы сейчас увидели, уже выросли. О многих из них я ничего не знаю. Папки с адресами и номерами телефонов уничтожили, когда упразднили студию в Химках. Иногда в транспорте я встречаю выросших своих учеников. И сразу узнаю их. Они припоминают меня с трудом. Но лепку — помнят! Быстро течет река. Я слышу ее течение…

У Любы теперь всё есть. Мама, папа, бабушка, дедушка, белый попугай и белка в клетке.

Люба похожа на бельчонка — густые рыжие волосы собраны в хвост на затылке, само личико маленькое, с острым подбородком и крупными верхними зубами.

У Любы и повадки зверька. Войдет в класс, оглядится у двери, высмотрит свободное место — и прямехонько к нему. Сядет, соберется в комок и молча лепит.

«Девочка несколько лет провела в санатории, где не обращали внимания на общее развитие ребенка. Она не любит вспоминать этот период своей жизни», — написано о ней в анкете. Значит, она помнит свой «санаторий»! Раз не любит вспоминать, значит, помнит.

Кроме молчаливой диковатости зверька, пожалуй, ничто не свидетельствовало о прошлом неблагополучии. Но такое бывает у детей и не из дома ребенка.

Первые уроки показательны. Ты видишь, как дети, разгоняясь на стартовой площадке игры, набирают скорость и отрываются от земли. Их уносит фантазия. Разумеется, не то, чтобы до сих порих воображение спало, а теперь проснулось. Просто оно получило направление, цель.

В одной с Любой группе — Авдий и Гордей. Они, умственно неполноценные дети, активно участвуют в строительстве «шоколадного» дома. Усыпают пуговицами пластилиновые брикеты — это будут стены дома из вафель.

Чтобы не прослыть белой вороной, Любочка тоже плющит пластилин — вырезает из него ровные квадратики.

Авдий и Гордей рвутся в бой, сами пытаются прикрепить к каркасу «стены», а Любочка складывает квадратики в крышку из-под пластилина. Действует как автомат. Ни на кого не глядя и, наверное, мечтая, чтобы это скорее кончилось.

Как ей помочь? Нужно, чтобы у нее получалось. Нужно, чтобы она убедилась в том, что делает все это не зря. Попробовала метод «полуфабрикатов» — предлагаю Любе целого человека с недостающими глазами, носом. Она долепливает — и уже не прячет своего человека в коробку, выставляет на обозрение.

Я знаю, что в доме ребенка дети работали с раскрасками. «Долепливание» — это почти то же самое, что и раскрашивание. Только там надо заполнить контур цветом, а здесь — дополнить форму до целого.

Задача ей знакома, она с ней справляется. Однако внутреннее безразличие ко всему, что происходит, не убывает. Все чаще ловлю себя на странном ощущении: словно я имею дело с достаточно оформленной оболочкой, внутри которой — пустота. Но это пустота не муляжа, а неназванных понятий, отсутствующих связей.

Фридл в условиях концлагеря создала систему реабилитации детей средствами рисования. В чем заключалась реабилитационная педагогика Фридл? В налаживании внутренних связей ребенка с внешним миром, даже таким страшным, как концлагерь, — иначе можно сойти с ума.

На «полуфабрикатах» я проверила, как усвоен Любочкой прежний опыт, теперь моя задача — извлечь со дна ее души то, что ее гнетет, мучает, помочь выразить это «что-то», назвать его, чтобы от него избавиться.

Все, что было с Любой в первые пять лет ее пребывания в доме ребенка — засвечено, ушло в глубь подсознания. Но именно прожитая ею жизнь, иная, по сравнению с благополучной нынешней, еще держит ее в оцепенении. У Любы слабо работает вектор исследования и поиска, с помощью которого ребенок и осваивает мир. Значит, ее связи с нынешним миром еще слабы, едва намечены.

Есть такое понятие — теплохладность души. Равнонаправленность души к полюсам добра и зла. Неустремленность ни к тому, ни к другому. Почему-то об этом часто думалось в связи с Любой.

Прошел год. Она выросла и очень изменилась. Борис Никитич замечательно поработал с Любой.