где есть раздвоенность, где отсутствует целенаправленность, единодействие и единомыслие. А коллектив выиграл бы, если бы вы сомневались не в успехе экспедиции, но в собственных наблюдениях и выводах. Я именно в них сомневаюсь и в них вижу причины наших неудач. Вы, Петров, в последнее время отвлекли свое внимание, перестали серьезно работать над нашими общими задачами, и может быть, потому упустили некоторые важные обстоятельства, из-за чего экспедиция на этом участке попала в тупик. Ответственность лежит на вас и я с вас спрошу. Экспедиция вернется к старым исследованиям, там, где, по моей оценке, имелись серьезные исследования, а оттуда и до этого места мы ещё раз всё просмотрим. Ясно.
— Вы сомневаетесь? — огрызнулся Петров.
— Сомневаюсь. И в трезвости вашей мысли сомневаюсь.
Петров залился фальшивым смехом.
— Сомнения, вечные сомнения.
— Да, вечные сомнения, Петров. Я вам на это отвечу словами профессора Златарова, — тихо продолжил профессор Мартинов. — «Лучше быть не в раю, а в аду, если только в нем царит светлое сомнение, а не тупое самодовольство без мышления!» Понятно? Светлое сомнение!
— Красиво сказано! — возразил Петров. — Но старая истина гласит: «Когда цифры говорят, и боги молчат».
— Кто-то рассмеялся.
— Боги, боги… сердито воскликнул профессор Мартинов. Боги пусть молчат, но вы, Петров, не дол жны молчать, нет, не должны…
— Посмотрим на эту великолепную пробу — прервал его Петров. — По самому грубому расчёту только поверхностный пласт этой залежи содержит 27,7 процента цинка. Подумайте! А мы теряем время…
— Я не знаю, откуда вы взяли эту пробу. Не знаю, где эта богатая, пропущенная нами залежь, но прямо вам скажу — я в этом сомневаюсь.
Петров рассмеялся.
— Но вот проба. Что же, вы и в ней сомневаетесь?
— Да, именно в ней и сомневаюсь, — громко выкрикнул профессор. — Здесь, на этом участке, нет сфалерита, я не делаю выводов из отдельных проб. Как ошибочна была моя вера в вашу зрелость, Петров, — с огорчением произнес профессор Мартинов. — Выяснить профиль, осветить историю, выяснить геологическую картину сказочно богатого рудного бассейна, научно объяснить своему народу и всему миру, со всей серьёзностью и опытностью, что имеется здесь в земных недрах, это для вас пустяки. Да ведь вы действуете будто врач, который хочет излечить больного от высокой температуры, а не исследует его печень, сердце, желудок, лёгкие. Нет! Я вижу, спорить с вами напрасно. Вы не усвоили наших задач!
— А для меня работать при таких условиях бесполезно! — прервал его Петров.
— Бесполезно! — сокрушенно повторил профессор Мартинов и покачал головой. — Бесполезно!
Вдруг какая-то догадка мелькнула в его мыслях, он близко подошёл, поднял дрожащую от волнения голову и крикнул прямо в лицо Петрову:
— Ну, а эта проба, — он показал блестящий кусок галенита, полученный от дядьки и повертел его под солнечными лучами. — И это бесполезно? Вот настоящая проба, с этого участка.
Ему хотелось ещё что-то сказать, но он махнул рукой, помял в руке свою шапку и сделал несколько шагов в сторону. Потом опять что-то вспомнил, вернулся на прежнее место и, поднимаясь от волнения на цыпочки, заговорил тоном, не терпящим возражений:
— Завтра, когда наши потомки увидят геологические карты этой области, они должны иметь доверие к тому, что мы сейчас изучим и им покажем. Они должны знать, что здесь имеется именно то, что мы нашли, не более и не менее того. Так создается истинная наука, так растет прочная культура, пользующаяся доверием повсюду и у всех. К этому должны быть направлены наши усилия… А не к нашим премиям и расчётам. — Потом, помолчав, он протянул руку Петрову. — Дайте-ка посмотреть эту сфалеритовую пробу, которая так вас взбаламутила. Дайте, пожалуйста.
Старший геолог медленно подал ему кусок руды. Профессор слегка поднял его в воздух, переложил из одной руки в другую, внимательно осмотрел и, уронив свою шапку на землю, сгорбился и сел. Все, затаив дыхание, смотрели, что будет дальше. Профессор будто забыл о людях, окружавших его. Взгляд его блуждал где-то вдали, туманный, непонятный. Потом лицо его побледнело, рука задрожала, он сжал кулак, снова лихорадочно осмотрел кусок руды, уронил его и опустил голову на грудь.
— Ему стало дурно! — крикнул Петров. — Так я и думал, давно не случалось ему видеть такой пробы.
Профессор поднял голову и бросил на Петрова взгляд, полный насмешки и сожаления.
— Товарищ Петров, — обратился профессор к геологу, — вы пьяны.
Наступила мёртвая тишина. Петров хотел что-то сказать, но промолчал, густой румянец покрыл его лицо, шею, даже руки его покраснели.
— Вы напоследок много пьёте. А кто вам носит водку?
— Вы не имеете права говорить об этом, — выдавил из себя Петров.
Но профессор не обратил внимания на его слова.
— Кто заинтересован в том, чтобы затемнить ваши мысли? Кто заинтересован в том, чтобы здесь не работали, не работали в Чёртовых Берлогах, не трогали старых выработок, а? Мы знаем и скажем, если у вас нет мужества сказать.
— Клевета! — пробормотал Петров.
— Не бойтесь. Больше я ничего не скажу. Завтра рано утром я приду на станцию. Там закончим объяснения. А пока что, скажу здесь перед вами, что эта сфалеритовая проба краденая. Да, она украдена, чтобы отвлечь ваше внимание, и украдена из коллекции нашей центральной станции. Посмотрите, товарищ Петров, повнимательнее. Видите, она обита. Вот новый излом. Но вот здесь, в уголке, остался клочок бумажки этикетки. А я уже несколько дней как заметил, что именно этой пробы нет на месте. Вас обманывают. Постыдитесь и опомнитесь. С утра до ночи вас поят водкой, и ваш мозг уже неделями не был трезв.
Старший геолог вскочил, хищным жестом схватил пробу сфалеритовой руды, внимательно рассмотрел её расширенными, покрасневшими глазами, скривил лицо в грозной, устрашительной гримасе и бросился в свою палатку. Через секунду он выскочил оттуда с ружьём в руках. Несколько рабочих, опасаясь, что может случиться беда, кинулись остановить его, но он растолкал их и, ни слова не сказав, скрылся в лесу.
— Трудный человек! — произнес кто-то. Профессор Мартинов покачал головой, вздохнул, но ничего не ответил.
— Протрезвеет после прогулки, и всё пройдет! — дополнил кто-то другой.
В эту минуту прибежал от вертолёта профессор Иванов.
— Торопитесь. Возвращаемся! — крикнул он ещё издали, задыхаясь от волнения. В центральную станцию кто-то забрался. Скорее!
Все изумленно посмотрели друг на друга. Сам профессор Мартинов недоумевал, что такое могло случиться, но испуганный вид профессора Иванова заставил его быстро сесть в вертолёт. Аппарат поднялся и понёсся к вершине Орлиное Гнездо, к центральной станции экспедиции.
— Только Хромоногий и Медведь могли заварить эту кашу — сказал один из работников, оставшихся на месте и следивших за полётом вертолёта.
— Эх, где сорока посидит, там и напакостит, — пробормотал глубокомысленно другой рабочий.
Вертолёт высоко поднялся в небо, спустился наискось вправо и скрылся за еловым лесом. Его гуденье слилось со свистом сверчков, стрёкотом цикад и потонуло в шуме солнечного летнего дня.
12