ей ноги и устроился у входа.
— Посмотри на меня, Плам, — потребовал он, прижимаясь к ее теплу. Она приглашающе приподняла бедра, ресницы ее затрепетали, и глаза открылись. — Я хочу смотреть на тебя, когда буду овладевать тобой. Я хочу видеть, как твои глаза наполнятся страстью, когда я буду глубоко входить в тебя. Хочу видеть, как ты теряешь голову, когда я вонзаюсь в тебя. Хочу видеть, как ты задыхаешься от наслаждения. Хочу видеть тебя, свою жену.
Он медленно вошел в нее, и его душа запела от счастья, а ее тело приглашающе растянулось. Ее мышцы крепко удерживали его и неохотно отпускали, когда он выходил. Он двигался в ритме, который выбрала Плам, ее бедра ударялись о его, ее губы слились с его, когда он наклонил голову, чтобы глотнуть ее сладости. Она вцепилась в его плечи, и ее ногти вонзались в них, а с губ срывались негромкие восторженные стоны, без слов побуждая его двигаться быстрее, вонзаться глубже и сильнее. Ее руки скользили по его спине к ягодицам, прижимая все крепче, крепче. Он рычал, стремясь отдалить собственный пик до тех пор, пока не приведет на вершину ее, он отказывал себе, наслаждаясь ее криками восторга. Он хватал ртом воздух, удерживаясь от желания немедленно излиться в нее, он хотел, чтобы ее пламя питало и разжигало его собственное, приводя его на вершину, какой он никогда не знал раньше. Ее руки скользнули по его спине, ноги обвили талию, и Плам укусила его за шею.
— Всемилостивый святой Петр! — вскричала Плам, принимая его еще глубже. — Я люблю тебя, Гарри! Ты моя жизнь, моя плоть и кровь, ты мое все! Боже милостивый, как я тебя люблю!
И когда ее внутренние мышцы сжались вокруг него, Гарри словно вобрал в себя ее восторг и с усилием, которое походило на чудо, выскользнул из ее тела за миг до того, как излил семя. Ее слова эхом отдавались в его ушах, заполняли, делали их двоих единым целым, соединяли с ней так, как он и представить не мог. Изливаясь на ее бедра, он выкрикнул ее имя и в тот момент понял, что не сможет без нее жить. Она была его возвращением домой, его надежной гаванью, и глубоко внутри он знал, что его душа неразрывно связана с ее, что они переплелись навеки и ничто в мире не сможет их теперь разъединить. Плам была его единственной истинной любовью.
Глава 9
Плам была несчастлива.
О, она знала, что у нее никаких оснований для несчастья — все, о чем она когда-либо мечтала, ей преподнесли буквально на тарелочке: мужа, доброго человека, в которого она, кажется, влюбилась; пятерых детей — пусть не совсем таких, каких она представляла себе, воображая идеальную семью, но все же славных ребятишек… относительно славных ребятишек; дом и безопасность. Она больше ни в чем не нуждалась и не бедствовала, но, несмотря на все эти благословенные плюсы, которые она мысленно перечисляла, прижавшись к груди мужа (его негромкий рокочущий храп ерошил ей волосы), Плам была несчастлива.
И чувствовала себя исключительно неблагодарной, когда думала о причине, которая делала ее такой несчастной, — ее материнские таланты ничуть не впечатляли Гарри. От его объяснения — мол, он не хочет, чтобы она умерла родами, — Плам небрежно отмахнулась. Просто Гарри очень добрый человек и не хотел смущать ее в присутствии Том и Темпла, признавшись, что считает ее плохой матерью.
— Я неблагодарная, — шептала она, проводя пальцем по бицепсу Гарри. — Что с того, если даже он и не считает меня такой же хорошей матерью, какой была его первая жена? Дел права: материнство — это еще не все. У меня есть и другие качества и таланты. И моя жизнь не вращается вокруг материнства. Я личность, и нечего меня судить по способности выносить и вырастить ребенка. Я — это я, Плам. И этого должно быть достаточно.
«Храбрые слова, — раздражающе насмешливым тоном сказал ей внутренний голос. — Но правда в том, что ты хочешь быть матерью, ты всегда этого хотела. Семья — вот чего ты жаждала всю свою взрослую жизнь, и теперь она у тебя есть, а ты несчастлива».
Плам велела своему внутреннему голосу пойти прогуляться куда подальше и решила, что нужно перестать жалеть себя, а вместо этого надо доказать, что она сможет стать превосходной матерью как уже имеющимся детям Гарри, так и тем, которых надеялась родить.
Одна мысль привела к другой, и вот уже пальцы Плам поглаживали руку Гарри, его бок, его бедро. Она прекрасно понимала, почему вчера ночью Гарри излился не в нее, но была слишком захвачена страстью и осознанием своей любви к нему, чтобы умолять подарить ей ребенка. Она ничего не сказала, пока он нежно отмывал ее, потому что не хотела испортить теплое чувство, пришедшее к ней, когда Гарри снова лег в постель, прижал ее к себе, а руки и ноги у них переплелись так, словно их тела уже невозможно разъединить.
Плам опустила голову и сердито посмотрела на ту часть Гарри, которая была причиной всех ее бедствий.
— Ты даже не красивый. Правду сказать, ты даже выглядишь немного смешным.
Он пошевелился (весь Гарри), и его естество начало твердеть и увеличиваться прямо у нее на глазах.
— Выглядит смешным? — В голосе Гарри прозвучало раздражение. Плам посмотрела на его очаровательный живот и улыбнулась. — Ничего себе высказывание жены наутро после первой брачной ночи.
Она поцеловала его в грудь, склонила голову и улыбнулась.
— Я не хотела тебя обидеть, муж мой, но признай сам, что эта часть мужской анатомии довольно… комична.
Глаза Гарри расширились, ноздри затрепетали.
— Мой член не комичен! Это в высшей степени прекрасный образец своего вида!
— Гарри, прости, если я тебя обидела, но я просто не могу удержаться — он выглядит… забавно. Сам посмотри! — Они посмотрели вместе. «Образец» закачался. — Ну, видишь? Он багрово-красный, и еще эта глупая кожица, которая двигается взад и вперед, как пурпурный козырек на шлеме.
— Плам, — громко дыша, произнес Гарри, — прекрати высмеивать мой член. Он не комичный и выглядит вовсе не забавно. Он мужественный. Он пульсирует энергией. Сила — вот что он олицетворяет. Чтоб ты знала, женщины по всему миру теряют голову при его виде. И от всех тех женщин, кого он ублажил, я не слышал ничего, кроме хвалы и благодарностей.
Хихиканье Плам оборвалось, сменившись мертвой тишиной. Она прищурилась.
— О, в самом деле? Женщины по всему миру?
— Легионы женщин будут счастливы под присягой дать письменные показания, подтверждающие абсолютно незабавную природу моего члена, — продолжал Гарри. — Это величественное, мужественное свидетельство акта любви; воин, если хочешь…
— Воин любви в пурпурном шлеме, — фыркнула Плам, мысленно посылая к дьяволу всех тех женщин, что разделяли этот акт с Гарри. — Ты высказываешься, как в худших образцах прозы, муж мой. Я же не сказала, что он не приносит величайшее наслаждение…
— Ты насмехалась! Высмеивала его!
— Я не насмехалась…
— Поразительно, что ты не разнесла в клочки мою уверенность в себе, — заявил Гарри, уложив Плам на спину. — Собственно, полагаю, что теперь ты просто обязана доказать моему члену и мне, что ты все еще веришь в него. В меня. В нас.
— Женщины по всему миру? — уточнила Плам, чувствуя, как тает ее тело под прикосновениями Гарри. — Письменные показания под присягой?
Он чмокнул ее в кончик носа.
— Возможно, я слегка преувеличил.
— Очень на это надеюсь, — ответила Плам, обвивая ногами его поясницу, и застонала, потому что он
