отречение Его Величества кайзера не за горами.

Валленштейн кивнул.

– Именно так. И... неужто они пошли на всё это только ради переворота? Омега-восемь, Иволга, Новый Крым, Шайтан – всё ради того, чтобы в Сан-Суси одна группа влияния сменила б другую?

– Нет, господин полковник. Мне кажется, тут все только думают, что контролируют ситуацию. А на самом деле у каждого свои интересы. Ну, не удивлюсь, например, если Федерация не прекратит наступления.

– Почему?

– Потому что Дариана Дарк не способна контролировать Тучу на все сто процентов.

– Ты можешь это доказать, Рус?

Я покачал головой.

– Только свои ощущения... после того, как биоморфам дали волю.

– Федерация, может, и прекратит наступление, – мрачно заявила Гилви. – Но эрцгерцог не остановится, это точно. Как он потерпит даже и малейший успех повстанцев? Его привели на трон, чтобы железной рукой раздавить всех, кто против истинного возрождения Четвёртого Рейха, чтобы он стал бы достойным наследником Рейха Третьего, уже не по форме, но сути.

– Дариана Дарк считает герцога глупцом?

– Вот уж нет, – проговорил Валленштейн. – Скорее всего и впрямь ведёт свою собственную игру. Вернее, думает, что ведёт.

– Как и биоморфы, – сказал я.

– Как и биоморфы, – согласился полковник. – Вопрос только в том, что делать теперь «Танненбергу», – он покачал головой. – Долг всякого истинного офицера Империи – не повиноваться узурпатору, не выполнять его приказов: если армия, офицерский корпус отвернутся от Адальберта, его жалкий мятеж обречён на провал.

– А если нет, герр оберст? – решительно встряла Гилви. – Вы ж сами знаете, идеи «Памяти и Гордости», равно как и «Союза Изгнанных» были популярны у изрядной части аристократии на высших командных должностях. Многие части, в отличие от нашей, сильно разбавлены солдатами не-арийского происхождения. Им всё равно, кто на троне – Вильгельм или Адальберт, платили б исправно жалованье. У нас – у нас, да, ситуация другая. «Танненберг» усиливали именно из Патриотического Призыва. Стержневая нация. Верность императору для них не пустой звук.

– Что же вы предлагаете, госпожа Паттерс?

– Вы сами прекрасно знаете, герр оберст. «Мерона» под вашей командой. Вашим... друзьям в столице наверняка потребуются верные штыки, когда они попытаются восстановить статус-кво.

– И оставить Каппу на произвол судьбы? На поживу Туче?

Гилви пожала плечами.

– Я – всего лишь пленница. Выбирать вам, господин полковник.

Валленштейн только сжал губы. Они у него вытянулись в тонкую линию и побелели, напряжённые пальцы переплелись.

– На кого в бригаде вы можете положиться, герр оберст?

– Начальник штаба, командиры батальонов. Почти все командиры рот.

– А отдел безопасности? – голосом пай-девочки заметила Гилви.

– Отдел безопасности... – Валленштейн позволил себе скривиться. – Их недолго разоружить.

– Это будет означать мятеж, – заметил я.

– Мы все – уже мятежники, – Валленштейн сел к пульту, пальцы пробежались по клавишам. Я думаю, вскоре нас ожидает нечто важное. Очень важное, а пока...

– Следовательно, можно разоружить секуристов, герр оберст?

– Нет, Руслан. Не самовольничай. Пока они не опасны.

У меня на этот счёт имелось своё собственное мнение.

– Удивительное зрелище... – бросила Гилви. – Полковник имперской армии, кавалер многочисленных орденов, командир закалённой боями бригады держит совет не со своим начштаба, не с проверенными командирами батальонов – с разоблачённой разведчицей Федерации и, пока пусть не разоблачённом, но тоже врагом Империи, вступившим в армию с исключительно подрывными намерениями!

– Всё правильно сказано, госпожа Паттерс, – Валленштейн светски поклонился. – В чрезвычайных ситуациях требуются чрезвычайные же советники, да позволено мне будет так выразиться. Считайте себя таковыми. Мобилизованными, если угодно. Банально, но сейчас действительно надо отбросить все разногласия. Империя не идеальна. Федерация... м-м-м... более чем не идеальна. Может, только цель, которую преследовал Руслан, – свобода и спокойствие для своей родной планеты, хоть в какой-то степени приближена к идеалу. Хотя уж тогда более «идеально» стремиться к преображению Империи...

– Вот его светлость эрцгерцог и стремится к преображению.

Валленштейна просто перекосило.

– Господа. Прошу приступить... э-э-э... к выполнению ваших непосредственных обязанностей. Никакие перевороты в Империи не отменяют нашего главного долга. В конце концов, Его Императорское Величество кайзер жив и всего лишь, если я правильно понял, под домашним арестом. И, я уверен, найдётся очень много не менее влиятельных людей, которым данный поворот событий не слишком понравится.

– И тогда им потребуется пушечное мясо. Готовое умирать с криками «да здравствует император Вильгельм!». А с другой стороны, другое мясо, столь же пушечное, будет отвечать возгласами «да здравствует император Адальберт!».

– Вы совершенно правильно обрисовали ситуацию, госпожа Паттерс, – Валленштейн невозмутимо поклонился. – Очень возможно, что пушечному мясу очень скоро отдадут приказ разоружить секретные отделы и двигаться к Земле на всём, что только способно ко входу в подпространство.

...Когда в твоей Империи переворот, самое лучшее, что может отвлечь умы рядовых от брожений и не положенного по уставу сомнения в компетентности начальства, – это бой. Старый добрый бой, когда или ты, или тебя, а всё прочее имеет тенденцию заволакиваться маревом абсолютно оченьдалекокудаидущего.

Бригада не получала никаких новых приказов. Выступил с речью о безусловной лояльности абстрактному «императорскому дому» Пауль Хауссер, командир корпуса. Ему в официальных приказах вторили комендант сектора и глава военной администрации Каппы. В официальных же новостях передавали только ликование народных масс по поводу свершившегося события.

Против всех ожиданий, никто не пытался штурмовать Сан-Суси, императорскую резиденцию, с шашками наголо. Офицерские заговоры, если и существовали, не спешили выдвинуть своих штауффенбергов.

Я ждал «хрустальной ночи», поражений в правах представителей «нестержневых наций», но пока всё ограничивалось лишь решительным поворотом к тотальной войне.

Введено строгое нормирование продуктов питания и энергии.

Объявлена всеобщая (и тоже тотальная) мобилизация. Не на словах, а на деле.

Распущен бундестаг, политические партии – под запретом. От самых левых до самых правых. Одиозные «Союз Изгнанных», а также «Память и Гордость» с апломбом заявили, что самораспускаются и в полном составе вливаются в имперские вооружённые силы. Члены-женщины заменяют вспомогательный персонал-мужчин. Всех мужчин – в боевые части! Все компании, что выпускали, скажем, гражданскую мототехнику, – перестраиваются на танки, бронетранспортёры и так далее и тому подобное. Фермерам вменено в обязанность как минимум вдвое увеличить «посевные площади или иные средства производства». Государственный банк вовсю выпускает новые деньги. Цены на чёрных рынках стремительно растут. Охранка показательно расстреливает нескольких «преступных перекупщиков».

При этом от трындежа о «стержневой нации» грозят вот-вот лопнуть динамики.

Мы наступали. До самого «последнего моря». И там, в некогда чистом и глубоком заливе, превращённом в зловонную клоаку-реактор, мы встретили последнюю «матку» на Каппе-4.

К этому моменту мы наловчились воевать с Тучей. Она тупо набрасывалась на нас с Гилви, слово мошкара, густо летящая на свет, и её просто расстреливали со всех сторон. Однако «держать» этих тварей становилось всё труднее, словно требовалось всё жарче и жарче разводить в себе огонь неутолимой ненависти.

Мне казалось, что я действительно становлюсь биоморфом. Видения во время боя делались ярче и