На черном от копоти чайнике дрожала крышка. Бодя просунул палку под стальную проволоку, которая служила ручкой. Согнувшись, он шел вокруг костра на полусогнутых, выбирая, где удобнее разливать. Строители зашевелились, доставая из-под себя, из карманов, из сумок кружки. Позднее чаепитие у костра стало их ритуалом. А у Геры кружки не было. И вообще, он был для них чужим человеком.

– Не, – сказал Славка. – В Костино мы не пойдем. Это слишком близко.

– А что в этом плохого? – не понял Гера.

– Плохо то, что в Костине все начнется сначала. Те же двое… Или тот, в маске. И зарплаты нам снова не видать. Надо вообще убираться из Подмосковья.

– Не нагоняй туч! – ответил Гера, уже почти не скрывая, что ему совсем не хочется остаться в дачном поселке одному. – Выловим и маску, и тех двоих. Все будет хорошо.

Он никогда не думал, что ему так грустно будет расставаться с бригадой. Гера прожил рядом с ними почти три месяца, и многие проблемы стали общими. Соседство с этой компанией, пусть даже забитой и запуганной, не позволяло ему почувствовать себя одиноким, и сейчас он представить не мог, что отныне рядом не будет их палатки и костра. Может быть, еще час назад он мог бы смириться с этим. Но известие о гибели Гочи заставило переоценить свое отношение к собственной жизни. Стоять в очереди к палачу – ужаснее ничего не могло быть. Он бы немедленно унес отсюда ноги, спрятался, замаскировался, зарылся бы в землю, как посоветовала Назарова, но бежать было некуда – никто и нигде его не ждал.

Гера кинул взгляд на строй призрачных березовых стволов. Влажный ветер прошелся по верхушкам деревьев. Пожухлый лист спланировал ему на голову.

– Бодя, – шепнул Гера, толкнув строителя в бок. – Может, сходим к Ламантине? Я угощаю.

– Нет, – покачал головой Бодя, наверное впервые в жизни отказавшись от халявной водки. – У меня уже башка раскалывается.

Гера не знал, что еще можно принести в жертву неумолимо раздвигающейся между ним и строителями пропасти. Ничего не оставалось, как смириться. Он мысленно пристыдил себя и стал убеждать, что без строителей будет меньше проблем, пьянок и ночных засад.

В какой-то мере это самовнушение помогло. Он посмотрел вокруг другими глазами. Вокруг буйствовала жизнь. Горели огоньки в дачных домах. Тявкали домашние спаниели и болонки. Заслоняя крыльями звезды, где-то высоко в небе прогудел самолет. Гера лег спиной на траву и раскинул руки. Под ладонь тотчас угодил холодный, упругий, словно из резины, гриб. Гера выдернул его и поднес к лицу. Это был подберезовик – молоденький, звенящий, словно туго накачанный соком, с шершавой твердой ножкой и липкой шляпкой, к которой наклеились хвойные иголки.

«Все будет хорошо, – почти с полным убеждением подумал он, вдыхая головокружительный запах гриба. – Завтра я подыщу другое жилье, потом найду работу. И забуду мастерскую, Гочу в трех частях, обуглившегося Макса и Дину с прибабахнутым братцем как дурной сон».

Вольно или невольно, но Назаровой в этом списке не оказалось.

Ступив на асфальт, Дина резко качнулась. Чтобы не упасть, она схватилась рукой за дверь и опустила голову, глядя под ноги.

– Оба-на! – сказал Влас, пригибая голову, чтобы было видно из кабины. – Эка тебя растрясло. Не тошнит?

– Тошнит, – ответила Дина и с силой захлопнула дверь.

Она заправила майку в джинсы и медленно пошла по тротуару. Тяжелый, сильный и мрачный, как подводная лодка, «Мерседес» плавно катился рядом с ней. Влас посигналил. Дина не отреагировала, в отличие от прохожих. Они уступали ей место и оглядывались. Наконец «Мерседесу» преградила путь припаркованная у тротуара машина, и он остановился.

– Эй, истеричка! Тебя ждать? – крикнул Влас, высунувшись из кабины.

Дина не ответила и свернула в проулок. Подойдя к массивным дверям с полированной ручкой, она взглянула на свое отражение, от чего настроение еще больше ухудшилось, и зашла в подъезд.

В прохладном вестибюле ее остановил дежурный в милицейской форме. Ему было жарко, он помахивал у лица фуражкой и дергал за пуговицу рубашки, нагнетая к пропотевшей майке воздух словно кузнечным мехом. Несмотря на дискомфорт, он тотчас подошел к Дине и стал упражняться в остроумии:

– Какие люди и без охраны!.. А вы знаете, что сюда вход воспрещен? Категорически! Но для вас сделаем исключение. Молодых, красивых и, главное, фигуральных мы пропускаем без… Пардон!

Заигрывание длилось недолго. В вестибюле появился какой-то высокий чин, дежурный мгновенно напялил на голову фуражку и отдал честь.

Пока шел доклад, который вместе с сопутствующим эхом напоминал церковную молитву, Дина подошла к окошку и придвинула к себе телефон с грозным предупреждением: «Только для внутреннего пользования!!!» Она набрала трехзначный номер и услышала низкий голос:

– Сычев!

Дина попросила пригласить к телефону Римму Фаизовну. Сычев эту просьбу выполнил, но как-то странно. Сначала он молчал, и Дина слышала только его тяжелое дыхание. Потом он картаво и с заметным раздражением произнес:

– Римму Фаизовну! А вы не могли бы позвонить позже? А еще лучше ей домой?.. Ну подождите… Хорошо, не кладите трубку, сейчас… Алло, вы меня слышите? Идет она, идет! Сейчас возьмет трубку!

– Я жду вас внизу, – сказала Дина, как только услышала голос Назаровой.

Едва она положила трубку, дежурный, играя глазами, снова начал сближение, но Дине было настолько противно его слушать, что она быстро вышла на улицу. Влас не уехал. Он припарковал «Мерседес» на тротуаре и, подкидывая на ладони связку ключей, стал прохаживаться неподалеку, с интересом поглядывая на табличку у подъезда: «Высшая школа МВД. Кафедра общественных наук».

Назарова встретила Дину как старую знакомую, обняла ее и даже поцеловала. Но отличались они настолько разительно, что роль двух подружек им никак не подходила. Дело было не только в возрастной разнице. Назарова выглядела ослепительно. Она была одета в ярко-красный костюм с глубоким вырезом на