– Да, – ответил я.
– Что будете пить? Есть ром, есть коньяк, есть шампанское. – Он сделал движение к тумбочке, чтобы открыть дверцу, но я снова поднял пистолет и направил ствол ему в лицо. – Понял, понял! – кивнул Августино, опять откидываясь на спинку кресла-качалки. – В общем, обслужите себя сами. Все напитки – здесь, в баре… Э-э, дружок, да вы умираете от жажды!
Если бы он издевался надо мной, то я вряд ли смог бы контролировать свои взвинченные нервы и совершил бы какое-нибудь резкое и глупое действо, но Августино сочувствовал мне совершенно искренне. Это было похоже на чудо: он стремительно подавлял во мне агрессивное настроение, и это было опаснее, чем если бы он неожиданно достал откуда-нибудь оружие. Не опуская пистолета, я сделал шаг к тумбочке, открыл дверцу и на ощупь стал вынимать из нее бутылки. Улыбаясь, Августино следил за мной.
– Ну вот, вы наконец ухватили кока-колу. Да-да, не сомневайтесь, срывайте пробку и пейте на здоровье.
Я пил большими глотками, пена стекала по бороде, капала на грудь. Августино не сводил с меня глаз.
– Никак не могу понять, кто вы. Похож на американца… Полисмен? Но внешний вид, борода! Агент ФБР? Тоже маловероятно. Вы хоть и храбрый, но действуете непрофессионально. Гринперос? Нет, тоже не то…
– Не пытайтесь отгадать, это бесполезно. Я не американец, я русский. И зовут меня Кирилл Вацура.
Сказать, что Августино удивился, значит, не сказать ничего. Он приоткрыл рот, развел руками, покачал головой и даже попытался привстать с кресла, но я упреждающе махнул пистолетом.
– Вацура! – воскликнул он. – Этого быть не может! Я вас, в общем-то, представлял несколько другим, но, клянусь, вы оказались лучше! Мы уже потеряли всякую надежду увидеть вас живым. К черту ваш пистолет! К черту пепси-колу! Сейчас вы примете ванну из шампанского!
– Сидите, Августино, и старайтесь не делать резких движений, – на всякий случай предупредил я.
– Да что вы, дорогой, никак не уйметесь? Двери этого дома всегда для вас открыты, и совсем не надо было вламываться сюда с оружием, как в банк. Мы уже заждались вас, дорогой вы мой!
– Кто это – мы?
– Я, Валери и Алеша.
Я усмехнулся от того, как ласково он назвал картавого.
– Алеша, если я правильно понял, это ваш бывший зятек?
– Ну, бывший, будущий – какая разница. Все равно я люблю его, как своего сына. В жизни всякое случается. Не подошли они друг другу, развелись, ну а мне-то с ним зачем портить отношения? С Валери они остались друзьями, а мы с Алешей – компаньонами… Да вы присаживайтесь и расслабьтесь. Поверьте мне, Кирилл, это не сельва со своими дикими законами, здесь у вас нет врагов.
Я покачал головой и переложил пистолет в левую руку – правая устала и вспотела. Этот Августино, как и его дочурка, умел заговаривать зубы. Над домом пророкотал вертолет, и мы оба слушали, как постепенно удаляется, утихает дребезжащий звук.
– А если я сейчас вас пристрелю? – спросил я тихо. – Нажму на курок и поставлю точку.
– Кирилл, дорогой, а смысл?
– Ну, предположим, без всякого смысла. Просто ради того, чтобы убить. Как часто делал ваш любимый Алеша.
Августино изобразил недоумение:
– Бог с вами! Убить человека ради убийства? Вы совсем не знаете Алексея. Это замечательный, умный человек, перспективный ученый. Кстати, вы еще не знакомы с его трудами? – Он кивнул на книжную полку. – Взгляните, второй ряд сверху, в бордовом переплете: «Алексей Арикян. Происхождение и развитие этноса приамазонской сельвы», «Зодчество древних инков», «Генеалогия яномаки и токано»… Вот еще выше несколько рефератов по проблемам выживаемости индейских племен, это последние работы. Все это, мой дорогой, написано им, а издано в довольно престижном университете США. Возьмите, почитайте.
Внезапно у меня мелькнула мысль, что мы говорим о совершенно разных людях. Пятясь спиной, я подошел к полке и снял одну из книг, раскрыл на титульном листе и мельком взглянул. Картавый, вооруженный сачком для ловли бабочек, улыбался мне с фотографии.
Это был бред, наваждение! Я отшвырнул книгу, будто она обжигала мне пальцы.
– Говорите, перспективный ученый? Замечательный человек? А людей он потрошил тоже ради науки? Проламывал черепа, резал ножом, давил машиной – ради науки?
– Вы говорите страшные вещи, Кирилл. По-моему, вы заблуждаетесь.
– Хорошо. Я допускаю, что вам ничего не известно про убийства. Не будем об этом. Но зачем вы сейчас разыгрываете спектакль, зачем притворяетесь, корчите из себя скромного почитателя таланта Алеши Арикяна, большого специалиста в области этнографии? Вы тут с ним научные книжки пишете? Или детские игрушки выпускаете? Мне все известно. И ваше притворство, Августино, выглядит, по меньшей мере, глупо.
Августино улыбнулся, покачал головой, снял очки и положил их на тумбочку. Потом взглянул на меня.
– Если вам не трудно, Кирилл, подайте мне, пожалуйста, сигареты и пепельницу. Они рядом с вами, на столике… Благодарю… А вы неплохо овладели испанским. Раньше учили? Неужели вы прилетели в Ла-Пас, не зная ни одного слова? Невероятно!
– Откуда вам известно о моем прилете в Ла-Пас?
Августино махнул рукой и поморщился, будто хотел сказать, что не стоит тратить время на разговоры о такой ерунде.