– Надеюсь, ты понимаешь, что будет с твоей бабой, динозавр, если вдруг начнешь хулиганить? Минимум двадцать секунд свободного падения я ей гарантирую. А потому настоятельно рекомендую влезть в палатку, закрыть «молнию» и не пытаться ее раскрыть до тех пор, пока я не скажу.
Я подошел к Валери, не обращая внимания на то, что картавый держал меня на прицеле, склонился над ней.
– Ты согрелась?
Она кивнула. Я застегнул «молнию» до упора, так, что открытыми остались лишь глаза.
Я закрыл за собой палатку, зажег свечу, чтобы хоть эта капля огня немного прогрела воздух. Адвокат не спал, скрючившись в спальнике, его все еще колотила дрожь. Я размотал повязку на его предплечье, насквозь пропитанную кровью, отвязал веревку, снял с него куртку. Адвокат скрипел зубами, сдерживая стон. При тусклом свете я не мог хорошо разглядеть рану.
– Рука не онемела? – спросил я.
Адвокат отрицательно покачал головой.
– Холодно…
Я оторвал внутренний карман со стенки палатки. Треск рвущейся материи картавый не мог не услышать.
– Последнее предупреждение, – сказал он и клацнул затвором.
Я перевязал этим куском материи рану и помог адвокату попасть рукой в рукав куртки.
– Спасибо.
Потом он сидел, скрестив ноги по-турецки, и курил трубку, наполняя стылую утробу палатки ароматным дымком. Я смотрел на его лицо, еще недавно такое холеное и самоуверенное. Передо мной сидел смертельно уставший от жизни и разочаровавшийся в ней немолодой человек.
– О чем вы думаете? – тихо спросил я его.
– О своей уютной комнатушке в центре Еревана, – ответил он. – Знаете, какие кулинарные запахи атаковали меня по вечерам! Три семьи, а точнее, две тетки и я, в одном коридоре, на одной кухне. К соседкам едва ли не каждый вечер приходили подруги и родственники. Сначала варят кофе. Поджаривают на сковородке зерно до дымка и мелют горячим в ручной кофемолке. Знаете, получается очень мелко, как мука. А запах!.. Потом варят в медной джезве, пьют маленькими глотками и гадают. Я все это слышу и, не выходя из своей комнаты, знаю о жизни каждого гостя буквально все. Скажу вам откровенно, судьбы встречаются редкостные. Романы о таких можно писать. Стучат в дверь: «Низами Султанович, не хотите ли кофейку?» Я уже знаю – хотят решить спорный вопрос. «Ах, – говорит какой-нибудь незнакомый мужчина, – вы не знаете Ашота Варданяна? Это брат соседа моей первой жены. Он занял у меня на прошлой неделе триста рублей, но вернул не мне, а моей второй жене, с которой я уже год как не живу. Это по закону? Это справедливо?»… Так все вечера напролет и решаешь их проблемы.
– Скучаете по дому?
– Очень. Все бы отдал, чтобы сейчас там оказаться.
– И рюкзаки с порошком?
Адвокат промолчал. Глаза его блестели, в них отражалось пламя свечи.
– Вы жестокий человек, Кирилл, – через минуту ответил он.
Мы помолчали. Я прислушивался к тихому шуршанию сухого снега по крыше палатки.
– Где ваш бритвенный прибор? – едва слышно спросил я.
– Вы хотите сбрить бороду? – Он полез в накладной карман на рукаве куртки и протянул мне коробочку.
Я раскрыл ее, вынул лезвие и, держа его двумя пальцами, посмотрел на свет. Адвокат схватил меня за запястье.
– Прошу вас! – зашептал он. – Не делайте глупостей!
Я закрыл ладонью его обросший усами и бородой рот, склонился над его ухом и одними губами произнес:
– У нас нет шансов выжить. Понимаете это? До того, как мы придем на его дачу, он убьет минимум двоих. А там прикончит и последнего. Я не хочу ждать!
– Пожалейте Валери. – Адвокат вывернулся из-за моей руки. – Он не шутит. Он скинет ее в пропасть не задумываясь, как только вы попытаетесь что-либо сделать.
– Молчите, Рамазанов, молчите. Жизнь Валери для меня дороже, чем для вас. И я хорошо понимаю, чем рискую.
– Кирилл, это безнравственно – рисковать другим человеком ради своей жизни.
– Какой жизни? Что вы имеете в виду? Вот это свое жалкое существование вы называете жизнью?.. Если вы боитесь, так лучше сразу скажите об этом.
– Я боюсь? Я ничего не боюсь! Я только не хочу рисковать напрасно.
– Короче, – перебил я его, – вы со мной или нет? Да или нет?
– Что вы хотите сделать?
– Доказать, что мы не верблюды и не динозавры, что мы люди.
– И как вы думаете это доказывать?