Не успел я тронуться с места, как с воем сирены подлетела машина дорожного патруля. Она встала посреди проезжей части, ослепительно сверкая огнями, из машины выскочили два милиционера.

– Быстро отреагировали, – со скрытым смыслом произнес я и кинул многозначительный взгляд на Лисицу.

– Давай-ка сваливать отсюда! – поторопила она меня.

Я только взялся за рычаг передач, как один из милиционеров кинулся мне наперерез и энергично замахал жезлом.

У меня от страха даже в животе заурчало. Из рук сразу улетучилась сила, и я с неимоверным трудом затянул стояночный тормоз. Лисица, как мне показалось, уменьшилась в размере, ушла вместе со своими поцарапанными ногами куда-то под сиденье.

– Ты только не умирай, – прошептала она. – Улыбайся… Делай удивленное лицо.

Я не знал, как себя вести, и потому безоговорочно принял эти советы. Не знаю, насколько хорошо получилось, но милиционер, увидев мое лицо, остановился как вкопанный и даже сделал шаг назад.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросил он, очень медленно поднося ладонь к козырьку фуражки. – Голова не кружится?

Я зачем-то взглянул в зеркало, словно хотел удостовериться, кружится у меня голова или нет.

Милиционер, дождавшись осмысленного выражения на моем лице, приблизился к машине.

– Мне сказали, что вы были свидетелем происшествия.

– Я? – переспросил я.

– А я ничего не видела! – вдруг напористо заявила Лисица из-за моего плеча. – Я вообще спала! Я только сейчас проснулась!

Милиционер подозрительно посмотрел на меня.

– А вы, надеюсь, не только что проснулись?

Отвертеться было невозможно. Пришлось назвать свою фамилию и домашний адрес. Лисица сделала вид, что не слушает.

– Если вы нам понадобитесь, мы вас вызовем, – сказал милиционер, записав мои показания.

«Спать, – думал я, отъезжая от места аварии. – Только спать. Я буду спать трое суток, и нет на свете такой силы, которая сможет поднять меня с кровати раньше этого срока».

Я остановился у заправочной станции. Лисица что-то говорила мне, прощаясь, но я не слушал. В ушах у меня шумел прибой, перед глазами летали мушки, пересохшие губы мечтали о воде.

Как я доехал до дома – не помню.

Если состояние смерти столь же прекрасно, как и состояние глубокого сна, тогда я – оптимист, убежденный, что самое лучшее впереди. Там, в глубине, где мое сознание конусом сходило на нет, я был по-настоящему счастлив, но понял это лишь тогда, когда стал просыпаться.

В тишину забытья сначала просочился громкий стук. Потом к нему добавился звонок. Потом застучало и зазвенело сразу. Возвращение в реальность завершилось резким вспоминанием событий ночи. Здравствуй, жизнь! Чтоб ты провалилась!

Я вскочил в состоянии полнейшей ненависти к собственному существованию. Прижал мятую простыню к мокрому лицу, потом накинул ее на себя и, пошатываясь, поплелся к двери.

Через стекла веранды я увидел Лисицу. Она прыгала, махала бумажным рулоном и что-то кричала, словно болельщик на футболе. Жаль, что моя бабуля не дожила до сегодняшнего дня. Она бы научила эту кенгуру в юбке правилам хорошего тона.

Я открыл дверь и тут же рухнул в плетеное кресло.

– Какого черта? – спросил я, когда Лисица впрыгнула на веранду.

– Извини, что разбудила, – потребовала она, закрывая за собой дверь. – Но дело очень срочное. Одевайся!

– Я ничего не хочу, – произнес я. – Оставь меня в покое.

– Мы с тобой на волосок от гибели! – красноречиво объяснила Лисица. – Читай!

С этими словами она развернула рулон и приблизила к моим глазам обрывок то ли афиши, то ли рекламного плаката. Вверху стояли дата и время: «20 июля, 16.00». Ниже крупно было написано: «СОРЕВНОВАНИЯ», а еще ниже: «собак служебных и иных пород».

– У меня нет собаки, – махнул я рукой. – У меня только мыши.

– Ты совсем ничего не соображаешь! – с состраданием поставила диагноз Лисица и, разделяя слова паузами, отчетливо произнесла: – Сегодня, в шестнадцать ноль-ноль, начнутся собачьи соревнования. И где ты думаешь? На нашем пляже!

– А что, лучше места не могли найти? – пробормотал я и зевнул.

Лисица закусила палец.

– Тупица, – произнесла она, скручивая афишу в рулон. – Собаки сразу учуют мертвеца! И вместо того чтобы прыгать и бегать, они начнут хором скулить и разгребать могилу.

Только теперь до меня дошло. Я вскочил на ноги и принялся ходить по веранде, беззвучно ругаясь. Простыня развевалась, как тога.