машину. Неизвестно, как долго продлится наше общение. В прокуренной комнате хрипел потертый пульт селекторной связи. Эфир был забит шорохом и невнятными докладами патрульных. Лейтенант с плешью, замаскированной реденькими волосиками, листал мои документы.

– Вацура? – спросил он меня. – Кирилл Андреевич? Так это вы выступали в Севастополе, в летнем театре?

Понимая, насколько неубедительно прозвучат сейчас мои слова, я все же сказал правду:

– Нет, не я. Артист просто назвался моим именем…

Мне показалось, что лейтенант даже не выслушал мой ответ.

– Вам придется сейчас проехать в отделение на беседу к следователю, – сказал он.

Что-либо объяснять было уже бесполезно. Постам ГАИ дали команду разыскать главного свидетеля Кирилла Вацуру. Это естественно, и было бы странно, если бы правоохранительные органы мной не заинтересовались.

– Сейчас я напишу тебе доверенность, – сказал я Ирине, протягивая ей ключи от машины, – а ты садись за руль и гони домой.

Меня торопили. Милицейский «жигуль» уже развернулся в сторону Севастополя, выехал на дорогу и нервно посигналил.

– Нет, – ответила Ирина испуганно. – Я буду ждать тебя здесь.

Я не стал спорить и пошел к «жигулю». На заднем сиденье было очень тесно, мне некуда было деть ноги. Уже поднадоевшее мне мокрое шоссе стало отматываться в обратную сторону. Мы въехали в город. Я мысленно составлял то объяснение, которое должен буду изложить в протоколе. Все должно быть лаконично и исчерпывающе. Увы, придется упомянуть Макса, с предложения которого началась вся эта катавасия. О том, что звонил Юрка, писать вовсе не обязательно. И Ирину не буду вплетать. Напишу, что из вечерних новостей мне стало известно о выступлении в Евпатории человека, который назвался моим именем. Но почему я поехал в Севастополь? А потому, что выяснил: самозванец сегодня выступает в оздоровительном центре «Балаклава», и мне захотелось лично убедиться в факте мошенничества. Но в зрительный зал я не попал, так как началась стрельба и паника…

Все в принципе соответствовало действительности, и я был абсолютно спокоен. «Жигуль» заехал в темный двор, огороженный бетонными стенами, пестрящими оскорбительными для милиции надписями. Сержант завел меня в тоскливое здание с запыленными стеклами и провел на второй этаж. Следователь, толстый молодой человек с рыхлым землистым лицом, заваривал чай. Он приветливо кивнул мне и указал на стул.

– Что? Второй раз на свет родились? Натерпелись страху? – спросил он, добавляя в заварник сушеные корки апельсина.

– Если бы это я выступал на сцене, то натерпелся бы, – ответил я, стараясь сразу определиться в том, кто есть кто.

– Как это понять? – жизнерадостно спросил следователь, тонкой струйкой наливая желтенькую водичку в стакан. – Вы же Вацура Кирилл Андреевич, я не ошибся?

Он сел за стол напротив меня, сдунул с него крошки и поставил посредине стакан.

– Не ошиблись, я – Кирилл Вацура. Но на сцене в «Балаклаве» выступал другой человек.

Тень недовольства и разочарования пробежала по нездоровому лицу следователя. Он взял стакан, с шумом отхлебнул и сморщился.

– Это не чай, потому не предлагаю, – сказал он. – Лечебные травки. У меня каждое лето страшнейшая аллергия – лицо опухает и дышать тяжело. Никак не пойму на что. Может, на приезжих?

Он усмехнулся и наконец поднял на меня усталые бесцветные глаза, похожие на бельма.

– Так кто выступал на сцене в «Балаклаве»?

– Не знаю. – Я пожал плечами. – Неизвестный мне человек.

– Неизвестный мне человек, – словно эхо повторил следователь, сделал еще глоток из стакана, несильно шлепнул по столу и встал. – Неизвестный мне человек…

Он открыл сейф, недолго искал в нем какую-то бумагу, положил ее передо мной.

– Вот список уголовных дел, которые переданы в суд следственными группами из отдела по борьбе с экономическими преступлениями, – пояснил он, шлепая мясистой ладонью по бумаге. – Двенадцать дел. И все обвиняемые говорили то же самое, что сейчас говорите вы: «Это не я торговал на пляже тухлой воблой, а кто-то другой, похитивший мой паспорт… Это не я организовал посредническую контору по сдаче жилья, а самозванец… Это не я, а мой заклятый враг зарегистрировал кафе на мое имя…»

– Но я действительно не выступал ни в Евпатории, ни в Севастополе.

– Понимаю, – кивнул следователь и снова отпил из стакана. На этот раз он проглатывал лечебное зелье мучительно долго, и я даже начал опасаться, как бы его не стошнило. – Понимаю… Никому не хочется платить налог с прибыли…

– Еще раз повторяю, – перебил я его. – Ни вчера, ни сегодня я не выступал перед публикой со сцены.

– А когда выступали?

Я решил, что следователь во всем осведомлен, и не стал лгать себе в ущерб. Как потом выяснилось, напрасно.

– Позавчера. В летнем театре дома отдыха «Изумруд». Но не за деньги. А просто так. Выручил приятеля.

– Вот видите, – вздохнул следователь. – Все-таки выступали… Неужели вас настолько душит жаба, что вы готовы лгать, изворачиваться, лишь бы не платить налог? Неужели те жалкие деньги, которые вы пытаетесь сэкономить, заменят вам покой и чистую совесть?