– Мариша! – крикнул он.– Если тебе не трудно, сделай мне ма-аленький бутербродик с сыром!
– Сейчас!
– Кир! Объяснись! – потребовал Стежень.– Почему – нет?
– Потому что ученый, брат мой колдун,– это ученый. И для ученого, если ты запамятовал, главное – новые знания. Этим он, ученый, печально отличается от мудреца. А наш шустрый черныш – это воплощенное знание. Сам же говорил: его останки – своеобразное хранилище сотен, а может быть, и тысяч слопанных Морри людей. Из оч-чень давних веков. Это для историка, к примеру. А как насчет физика? Или биолога? Или просто человека, которому хочется пожить подольше? Наша с тобой задача – сделать так, чтобы от Морри и следа не осталось. Ни духа, ни праха. Да ни у одного настоящего ученого рука не поднимется уничтожить такой кладезь знаний.
– Уничтожим мы сами,– возразил Глеб.– Но нам нужна информация.
Марина принесла поднос с кофе и с полдюжины бутербродов на тарелке. Поставила на столик, пристроилась на подлокотник рядом со Стежнем.
– Спасибо, Мариша.– Игоев взял бутерброд.– Ты, Глеб, не заметил одной славной закономерности: никто из тех, кто, как мы выражаемся, иммунен к Морри, не имеет заветной материальной цели. Ни ты, ни я, ни Андрей с Владимиром не стремимся жить вечно или, например, стать президентами или заработать миллион долларов.
– Миллион долларов я мог бы заработать года за полтора,– фыркнул Стежень.– Это ты мельчишь!
– Не о том речь. Сдается мне, когда Морри выходит на контакт с человеком, он может просто его сожрать, а может аккуратно скушать. Но в последнем случае ему нужно добровольное согласие закуски. А соглашается глупая закуска в том случае, если ей предлагают взамен нечто привлекательное. Например, миллион долларов. Как бы на халяву. Тебя это не проймет, и меня тоже. Но мы ведь помним, как Сермаль с долларами фокусы показывал. И
– Бес,– сказал Стежень,– искушает тем, что сладко. Чему ты удивляешься?
– Я не удивляюсь. Я пытаюсь тебе объяснить, почему в нашей команде не должно быть случайных людей. Каждый не иммунный к Морри человек – потенциальный его союзник.
– Ладно, убедил,– проворчал Стежень.– Чего ты от Ленки хотел?
– Любви,– сказал Игоев и засмеялся.
Фрупов с Ласковиным приехали поздно вечером. У обоих, как выяснилось, были дела, которые невозможно отложить. К счастью, завтра суббота и, следовательно, пара дней отдыха у большинства населения. Что ж, пока народ отдыхает, стража бодрствует. Тем не менее на ночь глядя охоту затевать не стали. Утро вечера мудреней.
Глава десятая
– Из всех учеников Сермаль таскал в лес только меня. Причем с весны до осени – без ничего. Нож да фляжка с водой. Спали на лапнике. В холодную или дождливую пору – еще и шалашик сверху. Из того же лапника. Да не просто резать ветки, а у дерева попросить. Оно даст. А не даст – к другому иди. Никакого огня. Огонь – только зимой. Зимой лес спит. Ели, что находилось. Рыбу сырую (Сермаль ловил ее руками и меня научил), желуди, ягоды (в пору), мед. Но меда в лесах было мало, и Сермаль жалел пчел: возьмет чуть-чуть – и ладно. Пчелы его не кусали. И комары тоже.
В лесу Сермаль говорил мало. Иной раз десяток слов в день – и все. Учил не словом, а пониманием.
Лесок почти не изменился, разве что лиственные деревца совсем облетели, а зелень хвойных стала более сочной. Или это только казалось? Ласковин и Фрупов двигались в лесу на удивление хорошо. За спиной почти не слышно. А Фрупова совсем не слышно. Только дыхание. Охотник?
Сосенка с отметкой дедова топора затянула ранку. Морри поблизости не было. Но Стежень чувствовал его очень хорошо. Через Лес. К сожалению, Глеб нисколько не сомневался: Морри точно так же чувствует и их самих. Он чуть притормозил, оглянулся. Фрупов, шедший следом, посмотрел вопросительно, тяжелое помповое ружье висело у него на плече стволом вниз, поперек ватника – патронташ, на поясе – нож. Глеб кивком головы указал направление, и маленький отряд проследовал мимо. За Фруповым – Ласковин. Без ружья. Но карман куртки оттопырен пистолетом. Последним – Кирилл. Вообще без оружия. Однако Стежень не сомневался: тварь к нему даже не сунется. Поэтому Игоев и шел замыкающим, хотя единственный из них – без боевой подготовки.
Глеб положил ладони на ближайший сосновый ствол, ощутил биение жизни под липкой корой, потянулся мысленно вверх, к кроне, «взмыл» над сырой землей. Ощутил чистую радость слияния с миром. Как всегда. Но не позволил радости овладеть им. Глеб искал. Он сознательно открылся и ждал, ждал…
Дождался. Чужая быстрая воля прикоснулась к нему. Без злобы. Даже не к нему – к дереву. Глеб застыл, спрятал все мысли, спрятал всё, растекся по миллионам хвоинок. Его не заметили. Чужая воля протекла насквозь, прочувствовала тропу щупиками корней, выяснила, что по тропе недавно прошли, выяснила, куда прошли, и потекла дальше, вслед. Вслед ей, но в другую сторону потянулся Стежень. Это оказалось так легко, словно идешь по Чужой плотной лыжне. Там, где «прошел» Морри, деревья все еще оставались «открытыми». Стежень позавидовал легкости, с которой его враг проникал в живое, но тут же отбросил зависть. Никаких зацепок для Морри! Вдох-выдох… А-а-а! Вот он! Темный бесформенный груз на подрагивающей ветке. Близко, дьявольски близко!
Стежень медленно (спешить очень, очень опасно) отделился от дерева, снова стал только человеком. Друзья успели отойти шагов на триста. Стежень не видел их, но прекрасно знал направление. Догнал бегом. На звук его шагов оглянулся только Ласковин. Увидел, узнал, успокоился.
– Стой,– скомандовал Глеб.
Тройка дружно остановилась.
– До него километра полтора,– сообщил Стежень.– Но он нас отслеживает.
– Может удрать? – спросил Фрупов.
– Может. Поэтому сделаем так…
– Никаких мантр я читать не стану,– выслушав предложение, сердито заявил Ласковин.
– Тогда он уйдет! – возразил Стежень.– Пока мы для него просто люди. Но очень скоро он нас узнает. А тебя он боится больше всех нас, вместе взятых!
– Меня не узнает,– холодно ответил Андрей. Некоторое время Глеб и Ласковин смотрели друг на друга в упор.
Стежень сдался.
– Хорошо,– согласился он.– Верю.
– А нам не надо прятаться? – спросил Фрупов.
– Нет. Тебе – даже наоборот,– ответил Стежень.– Ты – приманка.
– Ты уверен, что он сочтет меня приманкой? – Фрупов усмехнулся.
«Боится, но держит себя в руках,– подумал Глеб с уважением.– Отлично держит, я бы так не сумел».
– Уверен.
– Добро. Тогда вперед?
– Вперед,– кивнул Стежень, обошел его и возглавил группу.
Морри покрывал своим вниманием весь Лес целиком. И всех, кто в нем. А таких было немало. Десятка два поздних грибников, рыбак на берегу топкого озера, еще один мужчина – с собакой. Два всадника. Тоже с собакой. Все довольно далеко от Морри. Ничего примечательного. Кроме одной группы. Эти двигались прямо к нему. Слишком далеко, чтобы Морри мог определить, кто такие. Но, верно, не случайные путники. В этом Морри-разум не сомневался. Слишком точно выбрано направление. Что ж, если Морри сочтет их опасными, то всегда может ускользнуть. А если они не опасны, то послужат Пищей.
Над самой головой Стежня протрещала сорока. Глеб приостановился, потянул носом воздух. Ничего не уловил, кроме сырости, прели и хвойного духа. Но он знал: Морри близко, совсем близко.
Когда они оказались достаточно близко, Морри-разум без труда опознал троих. Один представлял опасность, второй – неприятен и бесполезен, третий – отменная Пища. Четвертого Морри определить не смог, поскольку тот ни о чем не думал. И ничего не чувствовал. Морри-разум насторожился, но Морри-алчущий напомнил о себе. Голод, вечный голод… И Морри-разум уступил. Остался. Соскользнул на десяток метров вниз – нынешнее тело не годилось для настоящих прыжков,– припал к гладкому стволу.
