той жизни. Здесь ему такие роскошные церкви еще не попадались. Для этого надо было съездить в Византию, а из Византии воевода киевский мог и не вернуться. Впрочем, Сергей и в Киеве видел множество драгоценных ромейских вещиц и мог уверенно сказать, что замок-дворец лидера проконстантинопольской партии и первого советника кесаря Петра обставлен с воистину византийской роскошью. Главным же сокровищем были, безусловно, изукрашенные самоцветами серебряно-золотые павлины на возвышениях напротив дверей. Стоило гостям ступить под высокие своды, как внутри павлинов заскрипело, зажужжало, обе механические птицы задрали головы, замахали крыльями и издали скрежещущий звук, весьма напоминающий противные голоса их живых прототипов.

Сурсувул внимательно наблюдал за своими гостями: поразит ли их этакое диво?

Тотош отреагировал ожидаемо: замер, открывши рот, созерцая сверкающее чудо.

Духарев скептически усмехнулся:

– Скажи своим холопам, боярин, такие машинки надобно маслицем изнутри умащать, не то сломаются.

Лицо булгарского вельможи вытянулось, а Тотош закрыл рот и с уважением покосился на своего спутника.

– Не знал, что тебе знакома механика, достославный воевода, – Сурсувул справился с изумлением. – Мне сказали, ты воин и твое искусство – владеть мечом. Меня обманули?

– Ничуть. Смечом я тоже умею управляться. Но стены мечом не разобьешь, боярин. Стены разбивают машинами. Чтобы взять такую крепость, как Саркел… Ты слыхал о ней? (Боярин кивнул: конечно!) …нужны машины не менее сложные, чем твои блестящие игрушки. Хотя камешки на этих птичках, признаю, отменные. Синдские, да?

– Мне прислали их из Константинополя, – сухо сказал Сурсувул.

Из Константинополя болярину прислали не только драгоценных птичек, но также много других полезных вещей. Например, кубки, из которых уважаемые гости пили вино на устроенном в их честь пиру. Вино, впрочем, было местное.

Кроме Сурсувула в этом празднике живота участвовали человек десять знатных булгар с супругами и близкими родственниками, дюжина собак и прорва разряженных слуг, коим, несомненно, достались обильные объедки.

О деле за столом не говорили. Произносили здравицы: кесарю Петру, супруге его (по слухам, тяжело больной), дьюле Такшоню, его сыну Тотошу, его зятю – великому князю Святославу, воеводе Серегею, и, разумеется, хозяину, славному болярину Сурсувулу. Помимо тостов слух пирующих услаждала музыка, а в качестве зрелища предлагались мимы-акробаты.

Покушамши, булгарская знать разбрелась кто куда, а Духарева с Тотошем хозяин пригласил для приватной беседы: выяснить, с чем пожаловали.

Сурсувул был трезв. На пиру он выпил от силы стакана два сушняка. Духарев принял немногим больше. Только Тотош не ограничил своих возлияний, но организм у него был молодой, печенка крепкая, так что ясности мысли и он не утратил. Почти.

Говорили без толмача. Булгарский диалект «славянского языка» Духареву был понятен. Сурсувул, в свою очередь, прекрасно понимал диалект, на котором изъяснялся Сергей и который довольно неплохо знал Тотош.

– Хочу с воями своими через ваши перевалы во Фракию пройти! – заявил прямолинейный угорский княжич. – А потом – обратно. Десятая доля взятого – ваша!

– У кесаря моего с кесарем константинопольским – вечный мир, – напомнил Сурсувул.

Тотош помрачнел:

– Значит, не пропустите?

Сурсувул развел руками:

– Отцу твоему, почтенному дьюле, ведомо, насколько расположены мы к мадьярам. Но пойти против нашего уложения с Константинополем тоже нельзя. Кесарь мой Петр, от слова отступив, и честь потеряет, и Божье покровительство.

– Ну коли так… – с угрозой начал Тотош, но Духарев его остановил.

– Ты не так понял славного княжича Тотоша, – вмешался Сергей в разговор. – Разве он зовет вас воевать с ромеями? Княжич, разве ты хочешь, чтобы воины Петра присоединились к твоему войску?

Тотош пробормотал нечто, подразумевающее «на хрен они мне нужны».

– Вот видишь, почтенный болярин, в просьбе Тотоша нет ничего, ущемляющего честь кесаря Петра. Вы в дружбе с Константинополем? Замечательно! Но ведь с угорскими племенами вы тоже в дружбе, разве не так?

Сурсувул подумал, почесал затылок, поглядел на раскрасневшегося княжича…

«Какие вопросы! – было написано на бородатой физиономии угра. – Не пустите к ромеям, пощупаем вас!»

Политика кесаря Петра (которую правильней было бы назвать политикой Сурсувула) заключалась в минимизации конфликтов. Внастоящий момент ромеи были далеко, а угры – рядышком. Скажи Сурсувул «нет», и храбрый княжич, вернувшись к своему войску, вполне способен будет заняться грабежом его, Сурсувуловых, владений. Ато и сразу начнет грабить, с той тысячей, что сейчас выпасает коней на луговинах около замка. Разбойники – они и есть разбойники. Сдругой стороны, и ромеи в последнее время стали вести себя неуважительно. Присылают Сурсувулу повеления, словно он не первый булгарский болярин, приближенное лицо супруга порфирородной ромейской кесаревны Марии, а мелкий чиновник. Нынешний император Никифор Фока – простой вояка, грубый, жадный, агрессивный, не скрывающий своего нежелания платить булгарам «за дружбу». Забыли, забыли ромеи, как бил их папаша Петра Симеон. Может, пора напомнить Константинополю, что спокойствие во Фракии целиком зависит от благорасположения булгар к империи? Аблагорасположение булгар к империи – от него, болярина Сурсувула?

Хотелось бы… Но боязно. Да и кесарь может воспротивиться. Была бы его жена-ромейка здорова, точно бы воспротивился, поскольку слушался слабовольный кесарь только жену и Сурсувула. Причем жену – охотнее. Нет, ссориться с ромеями совсем не хочется. Тем более сыновья Петра, Борис и Роман, живут в Константинополе. Когда в Булгарии поднялась смута, в Преславе рассудили: так будет удобнее. Но если отношения Петра и Никифора испортятся, тогда почетные гости, правнуки императора Романа I Лакапина, могут превратиться в заложников…

– У кесаря Петра нет вражды с дьюлой Такшонем, – осторожно ответил Сурсувул.

– Стало быть, вы – друзья, – резюмировал Духарев. – И ромеи тоже ваши друзья. Разве в договоре между Булгарией и Византией указано, что Булгария не должна пропускать одних своих друзей к другим?

Сладилось. Лидер византийской партии впитал в себя самую суть византийской политики: хитроумие, изворотливость, двуличность и безусловный приоритет личных интересов.

Войско угров не только беспрепятственно пройдет по территории Булгарии, но также будет снабжаться провиантом и фуражом. Аза это двенадцатая доля добытого во Фракии отойдет булгарскому кесарю. Идвадцатая доля – болярину Сурсувулу.

Что же касается посла киевского князя, воеводы Серегея, то ему предлагается ехать в Преславу и ждать, пока Сурсувул организует ему прием у кесаря. Для проживания послу будет выделен особнячок со всем необходимым и денежное содержание.

Можно было не сомневаться, что Сурсувул немедленно сообщит византийцам о киевском дипломате и попытается извлечь из ситуации максимальную выгоду. Авизантийцы… Надо полагать, попытаются посла отравить. Это у них стандартный прием. Стандартный, но эффективный. Могут еще использовать «сладкую ловушку»—подсунуть послу очаровательную девушку, которая ночью его прирежет. Ну, с девушкой у них вряд ли прокатит, а вот отравы придется поберечься.

Глава третья,

в которой Духарев так и не удостаивается аудиенции булгарского кесаря, но зато встречает брата

Столица Булгарии располагалась на равнине, что не очень выгодно с точки зрения обороны. Но стены у Преславы были крепкие, а за ними имелись еще одни, окружавшие царский дворец. Эти были даже покрепче городских. Очевидно, собственная безопасность заботила булгарских кесарей больше, чем безопасность подданных. Разглядывая эти стены, Духарев от нечего делать размышлял, насколько связаны

Вы читаете Князь
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату