Сопровождавшие княжича варяги захохотали, но Артем не обиделся. Он больше года ходил в отроках у Ольбарда и был в Беловодье своим. Ему были рады.
– Вы, должно, устали с дороги? – спохватился Стемид. – Воевода, окажи честь, будь моим гостем!
– Благодарю, княжич! Надеюсь, ты приглашаешь не только меня?
Стемид сначала нахмурился, потом сообразил: воевода шутит.
– Ну, может, еще этого малорослого делателя вдов! – он хлопнул по плечу вставшего рядом с отцом Артема. – Остальные, смотри, уже разбежались.
Действительно, из всей ватаги остались только Трувор, Артем и сам Духарев.
Трувор наклонился к уху брата, прошептал что-то. Тот помрачнел, глянул еще раз на драккар, сказал Трувору:
– Сам распорядись, они – твои, – повернулся в Духареву. – Пойдем, воевода, в терем. Самое время помыться с дороги. Потом поздно будет.
– Почему? – удивился Сергей.
Неужели есть какой-то неизвестный ему варяжский обычай?
– Так зима скоро! – развел руками Стемид. – Вода замерзнет!
Артем хихикнул.
Уже поднявшись на крутой берег, к воротам белозерского городища, Духарев обернулся и увидел, как с драккара снимают зашитые мешки.
Глава седьмая
Тризна
Дом князя белозерского Ольбарда был хорош. Высокий, крепкий, с башенкой, откуда открывался вид не только на варяжский городок, но и на все подступы – от опушки до противоположного берега озера. Сам же городок был небольшим: несколько десятков дворов, огражденных двойным частоколом.
По рассказам Рёреха Духарев знал, что на морских берегах варяги строятся не так. Возводят «длинные дома»—огромные полуземлянки на скандинавский манер. Иначе не уберечься от пронизывающих зимних ветров. Но здесь, под защитой леса, это не обязательно.
В Белозерье Духарев был впервые, хотя с Ольбардом Красным встречался уже дважды. Ольбард ему нравился. Вероятно, и он пришелся по душе варяжскому князю, коли тот согласился принять в обучение Артема. Тем более пестуном Артема был Рёрех, а Рёрех, как ни крути, Ольбарду – дядя. Не будь Рёрех так страшно покалечен, может, сам стал бы белозерским князем прежде Ольбарда. Так что авторитет у Рёреха в Белозерье – огромный. Ипервый вопрос Стемида был о нем.
– Здоров, – успокоил Духарев. – Еще нас переживет.
Потом последовали вопросы по делу. Очень Стемида интересовало, почему великий князь киевский на сей раз прибыл в Новгород лично?
Духарев объяснил. Здесь можно и нужно было говорить без утайки.
– Могу к соседям послать, – предложил Стемид. – Пусть известят, что Киеву воины нужны. Платить как будете?
– Не обидим. Идобыча будет огромная, пусть твои вестники так и скажут. Только пусть не говорят, на кого пойдем. От вас ведь к хузарам отдельная дорожка лежит, мимо Киева…
– Волжский путь ныне неудобен, – покачал головой Стемид. – Озоруют на нем много, гости торговые сейчас все больше по Днепру идут. Хотя и там, слыхал, тоже неспокойно?
Духарев кивнул.
– Вот о том и речь, – сказал он. – Взять под себя хузарские земли, приструнить копченых – и ходить безбоязненно хоть в Царьград, хоть к парсам.
– Замыслы великие, – задумчиво проговорил Стемид. – Да хватит ли силушки у вашего князя?
– У нашего князя – хватит! – твердо ответил Духарев.
И Трувор поддержал. Воины Святослава верили в своего батьку.
Приятно спать на сухом и чистом, в тепле и под крышей. Иникто не толкнет в плечо: вставай, твое время караулить!
Но разбудил Духарева не рассвет – солнце здесь, считай, и не заходило, – а сын.
– Батя, Трувор просит. Пойдем?
После вчерашнего голове было тяжело. Не надо было «зимнее»[13] пиво на обычное класть.
Артем свистнул: появилась босоногая девка с полотенцем, кувшином и тазиком.
– Убери! – Духарев недовольно отпихнул тазик, как был, в исподнем, прошлепал вниз, во двор, к колодцу, показал сыну на бадейку рядом – Наливай!
Опрокинул. Ах-ха! Ледяная водичка! Сразу полегчало.
– Еще!
Артем споро гонял вверх-вниз колодезную цепь.
После третьей стало совсем хорошо. Сергей отобрал у сына кожаное ведро, напился, огляделся. Дворовые Стемида деликатно не обращали на него внимания.
– Пойду оденусь, – сказал он сыну. – А ты организуй чего-нибудь перекусить.
– Кушать нельзя, батя!
Духарев посмотрел на сына… Не ели они обычно перед Причастием, но тут, в Белозерье, христианского священника быть не могло. Значит, какой-нибудь языческий обряд… Артем опустил глаза. На шее Сергея висел старенький крестик – последняя вещица, оставшаяся от
Но несмотря на усилия матери, варяжская Правда была парню ближе, чем христианская Истина.
– Ладно, погоди, я сейчас, – Духарев взбежал наверх, быстро переоделся. Бронь надевать не стал, только меч прицепил.
Артем ждал у ворот с запасной лошадью. Хотел спешиться, подержать отцу стремя. Духарев не дал.
– Что я, калека? – проворчал он и махом прыгнул в седло.
У берега озера стоял плот. На плоту штабелями – дрова. На дровах – мертвые тела. Погибшие в схватке со свеями варяги. Тут же на берегу стояли белозерские ратники: сотни две, все, кто был сейчас в городе. Шагах в пятидесяти – женщины и дети. Поодаль, под присмотром пары воев, сидели на траве несколько мужчин и женщин потрепанного вида. Сергей отметил, что женщины все довольно молоды, а почти все пленники-мужчины ранены. Некоторые – явно тяжело.
– Трувор с Велимом ночью на нашем драккаре к морю бегали. Там изгои свейские с позапрошлого лета живут… – негромко пояснил Артем.
Едва Духарев спешился, к нему поспешил Трувор.
– Батька! Почтим Перуна Громорукого!
– Перун! Слава! – рявкнули белозерцы.
Духарев медленно двинулся к пленникам. Он знал, что нужно сделать. Стемид и Трувор были княжичами, хозяевами на этой земле, кровными родичами погибшим. Но Духарев – воевода, батька. Именно в его ладони вкладывали свои руки погибшие. Именно ему отдали свои мечи. Сергею претило бессмысленное убийство, но отказаться было нельзя.
Он неторопливо подошел к пленникам. Четверо мужчин, может, воинов, но скорее простых землепашцев, бондов. Трое сидели на земле, повесив головы. Только один (Духарев про себя назвал его Злым) не смирился, глядел яростно. Этот точно не бонд.
– Откуда они взялись? – негромко спросил Духарев.
– С конунгом повздорили. Их ярла конунг убил, а эти убежали. Отец отдал им исполы залив за Китовым мысом. Дозволил жить.
– Ольбард позволил, а вы…
Трувор шевельнул плечами, кивнул головой на погребальную пирамиду: дескать, есть вещи поважнее отцова позволения.
– Олли-Рогатый у них неделю стоял, – сказал он, будто извиняясь. – Двое ихних с ним были.
В общем, понятно. Увидев знакомый драккар, «беженцы» решили, что это Олли вернулся. Варяжский
