– Я тебе не звонила, – быстро ответила она, и это было правдой, но банальной, граничащей с глупостью.

– Естественно, – усмехнулся я. – Ты звонила Лепетихе.

– Не знаю никакого Лепетихи. – Эльвира сжала губы. Лицо ее стало еще более жестоким.

– А я тебя видел в его подъезде около полуночи. В десяти шагах от трупа.

– Он бредит, – сказала Эльвира носильщикам. – Или принимает нас всех за идиотов. Вы плохо работаете, ребята.

– Плохо, – согласился один из носильщиков и вздохнул. – Будем исправляться, хозяйка. Позволь выбить ему зубы?

– Это надо было сделать до того, как вы приволокли его сюда.

Я поежился.

– Ребята, может, зубы оставим в покое? Визит к стоматологу дорого стоит.

– Тебе уже не придется идти к стоматологу, – скривил мясистые губы носильщик, стоявший справа от меня. – Потому как покойники не кушают.

– Я повторяю вопрос, – снова сказала Эльвира. – Что тебе приказали здесь выведать?

– Он ищет здесь Милосердову, хозяйка, – вместо меня ответил один из носильщиков.

– Кого? – поморщилась Эльвира.

– Генерального директора «Милосердия», – пояснил носильщик.

Эльвира неплохо играла. Она посмотрела на меня, потом на своих клерков, затем снова на меня. На ее лице застыло выражение какого-то мистического недоумения.

– Так она, насколько мне известно, вроде… – И закатила глаза наверх.

– Так точно, хозяйка. Ее похоронили в Симферополе. Газеты об этом писали.

Эльвира снова посмотрела на меня – теперь уже настороженно.

– А он не болен?

– Так мы ж не психиатры, чтобы экспертизу проводить.

– Плохо, что не психиатры, – задумчиво произнесла Эльвира. – Надо будет взять к нам хорошего специалиста. Что ж вы мне раньше не доложили, что у него… – Она постучала пальцем по виску. – Больного нехорошо бить. Больного надо лечить в соответствующем заведении. Развяжите ему руки, дайте воды!

Носильщик, подлец, грубо развязывал ремни, причиняя мне острую боль. Я сжал зубы и терпел. Когда мои руки освободились и безвольно повисли, я не сразу смог поднести их к лицу, чтобы вытереть пот со лба.

– Значит, ты принимаешь меня за Эльвиру Милосердову? – спросила Эльвира, глядя на меня с состраданием.

– В общем-то, да, – ответил я и кашлянул. – Но если посмотреть с другой стороны, то, скорее, не за Милосердову, а за Татьяну Васильеву.

Эльвира саркастически усмехнулась, глянула на клерков и развела руки в стороны: мол, что я вам говорила!

– Бред, – констатировала она. – Чистейшей воды бред… Может быть, вы сильно били его по голове?

– Да всего два разика долбанули, – прогудел надо мной носильщик.

– Наверное, этого было вполне достаточно, – тоном заботливого врача произнесла Эльвира.

Кажется, я в самом деле был похож на сумасшедшего.

– Ну, – опять обратилась ко мне она. – Что ты еще расскажешь нам про… как там ее? Тамару Владимирову?

– Татьяну Васильеву, – поправил я. – Странно, что ты переспрашиваешь. Когда я назвал тебя по телефону Татьяной, ты проглотила это и не поправила меня.

Носильщики загоготали. Эльвира улыбнулась.

– Видишь ли, мой хороший, меня в самом деле зовут Татьяной.

– Васильевой, – уточнил я.

Эльвира отрицательно покачала головой.

– Увы, ни Милосердовой, ни Васильевой.

– Это еще надо доказать, – предположил я.

Носильщики снова заржали.

– Первый раз такого придурка вижу! – сказал один из них.

Я пошевелил пальцами, согнул руки в локтях – боли в отличие от терпения выносить юмор этих недоумков уже не было. В моем положении, конечно, не стоило таким образом проявлять свои эмоции, но я часто поступаю вопреки логике и здравому смыслу. Я встал с табуретки и с короткого разворота въехал кулаком под челюсть слишком остроумного носильщика. Он не ожидал от меня такой наглости и не успел увернуться. Раздался тугой звук, словно я ударил по боксерской груше. Носильщик, взмахнув руками, словно