чутьё подсказывало Диму, что опасности нет; а девчоночьих дел он последнее время на дух не переносил.

Джиг едва удержался от крика, увидев впереди в нескольких шагах Джейану Неистовую. Худая, измождённая до предела, она стояла, тяжело опираясь о ствол копьероста, и блаженно улыбалась, как может улыбаться только абсолютно, до невозможности счастливый человек. Глаза её были закрыты.

Прежде чем она смогла поднять шум, Дим в прыжке опрокинул её на землю. Настолько быстро и ловко, что друзья только и успели разинуть рты.

— Джей, — прямо-таки с невероятной для него горячностью зашептал парень, — Джей, лежи и не двигайся, это я, Дим, я тебе всё объясню, лежи и не двигайся, Джей!..

Повернувшись к Джигу и Льву, он скорчил самую зверскую физиономию, какую только мог, и пару раз махнул в сторону свободной рукой. Мол, уходите, быстро! И Гилви за собой уводите!..

Про них не зря говорили — понимают друг друга с полувздоха. Не требовалось спорить, не требовалось ничего объяснять. Если о чём-либо просит Дим — делай не спрашивая. Потом всё узнаешь.

Лев взял левее — в сторону от русла Ветёлы, немного, чтобы сзади ничего не заподозрили, но в самый раз, чтобы Дим и Джей остались незамеченными.

— Там уже ходили, — услышал Дим слова Льва. — А вот на тех пригорках, левее, — ещё нет…

Все уже давно привыкли, что Дим открывает рот только в самых крайних случаях, даже когда пользуется мыслью вместо слова. То, что заговорил Лев, а не признанный вожак неразлучной троицы, никого не удивило. И никому даже в голову не могло прийти, что Диму вдруг взбредёт в голову подольше задержаться на одном месте…

Густые заросли скрыли то, что впереди осталось лишь двое юношей, а не трое. Гилви некоторое время подозрительно повертела головой, однако мало-помалу успокоилась. Всяко бывает. Опасности нет. Её бы она почуяла. Быть может, как раз и наступают те времена, о которых предупреждал Учитель, когда магия откажет — до тех пор, пока не будет схвачена Джейана — отступница.

Джейана лежала не двигаясь и лишь глядя на Дима широко раскрытыми безумными глазами. Где она странствовала? Что ей пришлось вытерпеть? Как случилось, что Лиззи освобождена и подброшена в клан, а былая главная Ворожея сделалась, похоже, самым страшным врагом Учителей, хуже самого злобного Ведуна?..

— Джей. Слушай меня внимательно, — еле слышно хрипел Дим прямо в ухо девушке. — Ты понимаешь меня?

Лёгкий кивок головы, в глубине больших глаз медленно-медленно разгорается знакомый огонь Джейаны Неистовой.

— Тогда слушай и запоминай. В клане дела плохи. Тебя разыскивают Учителя. Велено схватить во что бы то ни стало. Фатима стала и вождём, и Ворожеей…

Нетерпеливый кивок, словно говорящий: “Знаю! Дальше!”

— Так вот, она поклялась Великим Духом, что, если ты только объявишься на этих землях, тебя немедля схватят. Ты объявлена отступницей. Ты вне закона. Так сказал Учитель. Ни один клан не даст тебе убежища. Нам грозят великими бедами. Говорят, что не станет магии… Так что тебе надо где-то спрятаться.

— Я… еды… — еле слышно прошелестели запёкшиеся губы.

— Ой прости. — Дим рванул завязки котомки, сорвал с пояса долблёнку. — Ешь, пей… только ни слова мыслями — тут рядом Гилви, она тебя ненавидит люто, а мыслеречь чувствует, наверное, лучше самой Фатимы…

— Поняла… — пальцы Джейаны уже ломали толстые ломти печёных толстяков. — Говори… дальше… — Она припала к горлышку долблёнки.

— Вся власть в клане ныне у Фатимы, — продолжал хрипеть Дим. — Она всем заправляет… всеми командует. Парни… в загоне… Любое слово соплячки — приказ… Крепко злы все, того и гляди пойдут стенка на стенку… в память о Твердиславе ещё держимся. Кончать надо с этим… и поскорее. На тебя вся надежда. Мы в боевой магии не так сильны.

Джейана прикрыла глаза. Никогда прежде она не ела с таким зверским аппетитом. Она знала, что после долгого поста нельзя накидываться на еду, надо привыкать к пище постепенно — и заставила себя оторваться от трапезы, съев едва один ломоть. Ничего. Теперь наверстает.

Зато в воде она себе не отказывала.

Мало-помалу голова прояснялась. Гибельная слабость отступала. Сила иссушила девушку, однако теперь всё будет в порядке. Может быть, именно поэтому, из-за крайней степени истощения, она и восприняла услышанное от Дима так спокойно.

Ах, Фати, Фати, подружка Фати! С какой же охотой ты сдала меня… Джейана не слишком удивлялась — всегда, даже в её девчоночью пору, находились любительницы понаушничать. Вождю ли, главной Ворожее или даже Учителю. Но Фатима оставила их всех далеко позади. “А ведь она и в самом деле схватила бы меня, — мелькнула мысль. — Схватила, пока я едва стою от слабости и не могу даже запалить лучинку. А потом отдала бы Учителям… Интересно, зачем я им понадобилась, если не они стоят за всеми этими островами магов и тому подобным?”

— Надо тебя спрятать, — шептал тем временем парень. — Отлежишься, отъешься… а потом Фатиме как следует выдашь. По первое число! Чтобы и как зовут её забыла!

“Да, наверное. Наверное, я сумею с ней справиться, несмотря на то, что Фатима ныне владеет Ключ- Камнем, а я ещё не знаю, сумею ли подчинить Силу, находясь здесь, наверху, а не в подземельях. Но всё равно. Клан на неё не оставлю. Не оставлю ни за что, слышите?! Этому не бывать. Никогда!”…

…Сказать “мы тебя спрячем”, как известно, намного легче, чем сделать. Чтобы его не хватились из-за долгого отсутствия, Дим шагал широким мерным шагом, то и дело подхватывая мгновенно выбивавшуюся из сил Джей на руки. Она не сопротивлялась, лишь — память о Твердиславе! — старалась не прижиматься слишком плотно. Отчего-то это казалось постыдным, грязным, нехорошим — хотя тот же Дим совсем недавно попросту лежал на ней, прижимая к земле.

Они шли на северо-восток, куда не столь часто забредали охотничьи экспедиции Твердиславичей. Правда, неугомонная Фатима гоняла народ по десять раз проверять одно и то же место, приговаривая — мол, ещё вчера не было, а сегодня, глядишь, появится. Да и зима на носу, холода, метели. В шалаше не перезимуешь. Надо уходить на юг, неожиданно всплыло в голове. Надо уходить на юг… начинать оттуда. Но пока что надо поставить Джей на ноги.

Все их прошлые ссоры и раздоры мгновенно оказались преданы забвению. Сейчас главное — спасти клан, пока распря не стала всеобщей. Потому что тогда вмешаются Учителя… и кто знает, останется ли от Твердиславичей хотя бы одно лишь имя.

Буян закончил строить шалаш. Собственно говоря, “шалашом” это основательное сооружение назвать можно было лишь с изрядной натяжкой, просто уж так само выговаривается. Да и то сказать — что же это за дом, возведённый без топора, без пилы, без иной плотничьей снасти? Пусть даже углы — на могучих глыбах, пусть стены — из брёвен чуть ли не в обхват толщиной, пусть крыша крыта дёрном — всё равно. Стволы не ошкурены, комли выставили на всеобщее обозрение растопырку щепы, оставшейся, когда Буян лапами ломал толстенные стволы. Кое-где торчали даже корни.

Окна пришлось мало что не прогрызать. Очаг он сложил из дикого камня; после того, как с Буяна сошло семь потов, удалось устроить нормально тянущий дымоход.

Не жалея себя, ладил лежаки, полки (появится ведь в конце концов, что на них ставить!), мастерил посуду, плёл корзины и вообще делал всю ту немереную прорву дел, что бывает всегда при поставлении нового дома.

Он почти всё время молчал. Говорить стало не с кем. Ольтея который уже день лежала без сознания. Молния этой проклятой соплячки Гилви — да поразит её Великий Дух бесплодием, чтобы никто из парней на неё даже и не покосился! — всё-таки сделала своё чёрное дело.

На безупречном теле ламии не осталось ни единой раны. Она дышала медленно и мерно — однако Буян готов бы поклясться, что дыхание это с каждым днём становится всё слабее и слабее.

Буян ухаживал за ней как мог. Близились холода, нужно было укрытие — и он затеял строительство. Выбрал самое глухое место, надеясь, что уж тут точно не найдут; но, помимо этого, не жалея сил, таскал