Над головой Нила нависала исполинская мраморная голова. Кугурр. В каменные челюсти вмуровано кольцо, к которому цепями были прикованы руки северянина. А ноги Нила – к кольцам в огромных передних лапах. Издали могло показаться, что выглядывающая из стены каменная кошка держит его. Короткие цепи были достаточно прочны, чтобы удержать хоть самого живого кугурра. Будь у сына Биорка прежняя сила, можно было бы попытаться, но теперь…

Ди Гон взял Хлыст. Он отступил еще на пару шагов, и огненная лента вырвалась из короткого жезла. Длинный колеблющийся язык пламени, меняющий цвет от голубовато-белого до ярко-красного, с узким, будто взлохмаченным кончиком. Хлыст то замирал, то начинал извиваться, как живое существо. Он плясал, удлинялся, укорачивался. Не рука – мысль колдуна управляла им. Когда огненный язык завис в ладони от лица Нила, обдавая его жаром и запахом грозы, Нил почувствовал уважение к создателям такого оружия.

Колдун уловил эмоцию пленника, но принял ее на свой счет.

– Я слушаю тебя, друг мой! – произнес он голосом, в котором великан узнал собственные интонации.

Нил молчал.

– Кто это был?

Нил молчал.

– Не хочешь, – покачал головой Ди Гон.

Кончик Хлыста коснулся груди великана. Как раз напротив сердца.

Кожа в месте прикосновения мгновенно почернела, зашипев, как жир на жаровне. Вокруг вздулся пузырь, и запах горелого мяса и волос тошнотворной вонью наполнил комнату.

Впервые с того момента, как Нил лишился Дара, знакомая ухмылка растянула губы великана. В сузившихся глазах вспыхнул насмешливый огонек.

– А ты дурак, Катышок! – проговорил он. – Как тебе только пришло в голову пытать меня?

– Поговори еще! – Колдун убрал Хлыст, но не выглядел обескураженным. – Я рад, что ты не откусил себе язык! Что же до Катышка, Неуязвимый, то он умер и не обидится. А хочешь ты знать, что ждет тебя? – Лицо колдуна перекосилось от злобы.

– Не откажусь.

– Ты не умрешь!

– Не могу в это поверить! – насмешливо отозвался Нил.

– Поверишь! Душу твою… я отдам тому, чье имя ты присвоил, Неуязвимый! Душу! А тело, тело я оставлю себе! Ты понял меня? Ты станешь моросом! Моросом, Нил Биоркит! Будешь служить мне, подавать мне вино, убивать моих врагов! И твоих друзей, кстати! Нравится? Зато ты снова станешь Неуязвимым, мой друг! Правда, от тебя будет немного вонять! Но я потерплю. А первое, что ты сделаешь, Нил-морос, ты знаешь? Первое: я пошлю тебя к твоей фьёль! Я, знаешь ли, не люблю фьёльнов, противны они мне! А ты любишь, Неуязвимый! Потому пойдешь, отрежешь ее очаровательную головку и принесешь мне! А лучше принеси мне ее живой, Нил Биоркит! Хочу позабавиться с ней! Никогда не держал в руках настоящей живой фьёль! А ты хочешь позабавиться с ней, Нил Биоркит? По глазам вижу: хочешь! А? Боишься? Ссышь, плосколицый? Правильно! Но, когда я сделаю тебя моросом, ты не будешь бояться! Ничего не будешь бояться! Чего бояться моросу, если он уже морос!

Нил с каменным лицом прослушал весь монолог, а когда черный маг оборвал речь дребезжащим смешком, покачал большой, покрытой запекшейся кровью головой:

– Ты больше чем дурак, Катышок, Темная Лапка. И мне жаль тебя, а потому я скажу, кто увел твоего демона.

– Кто? – спросил весь напрягшийся Ди Гон.

– Тур!

– Ты врешь! Ты видел его?!

– Я его позвал. Можешь мне не верить! – Нил ухмыльнулся. – Лучше бы тебе не верить, а то скверно будешь спать!

– Не верю! Я сам знаю, кто это был! Странник! Он увел Дитя, но побоялся остаться, чтобы попробовать вот этого! – Колдун потряс Хлыстом. – Но он еще попробует, если не угомонится! И демон жив, я чувствую!

– Это был не Трой, – спокойно сказал Нил. – Троя я знаю. И ты его знаешь. И знаешь, что это был не он, иначе не паясничал бы передо мной. А насчет мороса… Что ж, попробуй, Катышок! Маг ты серьезный. Но со мной тебе не совладать. И все же попробуй!

– Попробую, не сомневайся! – пообещал Ди Гон. – Сегодня не тот день, а завтра, клянусь головой Хаора, ты станешь моим! А до завтра будешь висеть здесь. А чтобы ты не донимал меня болтовней, молчи!

И Нил онемел.

– Уж с тобой я как-нибудь справлюсь, – проворчал колдун и вышел.

Две ночи тому назад Санти приснился странный сон.

Он увидел себя на вершине поросшего голубой травой холма. Внизу, слева от него, текла река, справа тянулись уходящие вверх холмы, а за ними – горы, вершины которых тонули в плотных облаках.

Слева от Санти – воин, держащий сиреневый стяг с гербом. Герба не разглядеть, потому что – безветрие, и шелковое полотнище обвисло на коричневом полированном древке.

На Санти – полные доспехи воина, но привычное к тяжести тело не замечает их.

Позади, за спиной Санти, в двадцати длинных шагах сомкнутыми рядами стоят воины. Его воины. Лучшие. Ветераны. А впереди, локтях в ста, – другое войско. Он видит только первую шеренгу, потому что дальше начинался склон.

Войско. Серые плащи и поблескивающие острия копий.

От шеренги отделяется человек. Капюшон серого плаща откинут, и на стальном полушарии шлема играют солнечные лучи.

В вытянутых руках человек торжественно несет длинный предмет. В полной тишине.

Человек подходит ближе. Санти слышит, как поскрипывает свежая трава под его сапогами. Бородатое лицо человека ниже значка на нагруднике Санти. Вагар. В трех шагах он остановился:

– Туринг Свант Улайвсон приветствует Да€нила, сына Асхенны!

Каждое слово, казалось, повисало в неподвижном воздухе.

– Да€нил, сын Асхенны, приветствует Сванта Улайвсона, туринга!

Санти не узнает собственного голоса, низкого и мощного, как боевая труба.

Воины за спиной ударяют в щиты рукоятями мечей, и воздух над холмом вздрагивает, как от удара грома.

– Я, туринг Свант Улайвсон, вручаю тебе, Данил, сын Асхенны, в знак великой благодарности и уважения, которое народ мой заявляет твоему народу, сей дар!

Длинный предмет, который туринг держит в руках, завернут в плотную алого цвета ткань. Вагар медленно разворачивает ее, и Санти видит меч в белых, как молоко, ножнах. Без единого узора или украшения.

– Прими! – говорит туринг и протягивает меч Санти.

Юноша видит свои руки в толстых кожаных рукавицах, с нашитыми сверху полосками металла. На левой – боевой браслет с четырьмя шипами. Руки эти принимают меч, и Санти наклоняет голову в знак благодарности.

Вагар отвечает таким же поклоном, и за спиной Санти рукояти мечей второй раз ударяют в стальные щиты.

– Принимаю и благодарю! – произнес губами юноши тот же мощный голос.

– Сними рукавицу, Данил, сын Асхенны!

Санти стягивает латную рукавицу с правой руки и кладет ладонь на белую шершавую рукоять.

Санти глядит на руку и удивляется – это его собственная рука. Немного более жилистая и смуглая, но его, Санти.

– Пусть меч увидит свет! – восклицает вагар. – Луч солнца еще не касался его. Пусть клинок увидит свет в твоей руке, благородный Данил!