территории.
Конечно 'расселил' - сильно сказано. Южнее Упы верст на сто минимум стояли сплошные леса, так что для 'расселения' мужикам предстояло еще и лес расчистить. Впрочем, инструмент у меня был, народ же, получив топоры и пилы, довольно быстро отстроил небольшие зимовья, так что кое-как разместились. В Щекино я сразу же повелел и шахты строить, там вообще неглубоко угля было много. Всю зиму крестьяне валили лес, жгли уголь (древесный, для домен), заготавливали материал для домов.
А в начале марта тысяча пятьсот сорок восьмого года в Дубну снова приехал Шумский и привез царский указ, по которому мне присваивалось звание столбового дворянина. Оказалось, что мои пушки в Волге не потопили, как почти все прочие, и они благополучно доползли до Казани. Казань царю взять не удалось, но вот пушечки мои показали себя ну очень с хорошей стороны. Поставив орудия, по примеру прежних, в трех сотнях метров от стен крепости, по деревянным стенам Казанского Кремля они сделали всего по пять-шесть выстрелов. Больше просто пороху не хватило, его-то как раз почти весь и потопили вместе со старыми пушками. Но результат стрельбы царя очень порадовал: снаряд с такой дистанции просто перерубал дубовое бревно стены. Было бы побольше пороху, так просто бы снесли стены к чертовой матери, а так лишь напугали татар до полусмерти и ушли. Но твердо пообещали вернуться.
Почетное звание меня сильно порадовало. Конечно, выдав мне такой серьезный аванс, Иван Васильевич повторил просьбу насчет сотни пушек. На этот раз я их пообещал твердо: за зиму было уже отлито полтораста стволов и каждую неделю заводик в Дубне выдавал одну готовую пушку. Заведовала пушечным хозяйством Сойка - она единственная (кроме меня конечно) умела правильно закаливать стволы после расточки. Кроме того, она еще прекрасно освоила фрезерный станок (да, я его сделал) и умела делать качественные резцы. Так что насчет пушек я особо не волновался, благо сроку мне Иван Васильевич дал на это три года.
Но больше меня звание порадовало по иной причине. Теперь я считался вполне самостоятельным уже государственным деятелем. Что способствовало решению еще одной, очень важной для меня, задачи. И я, не откладывая дела в долгий ящик, отправился ее выполнять. В Москву.
Первого апреля я пришел к царю. Сказать что Иван Васильевич очень удивился - это сильно погрешить против истины. То есть приуменьшить ее до микроскопических размеров. Да, царь мои пушки уже видел, одиннадцать штук. А вот сразу две дюжины казеннозарядных увидеть он не ожидал. Тем проще мне удалось достичь задуманного.
В мое распоряжение был передан довольно молодой дьяк, лет так двадцати пяти от роду, обладающий одним существенным достоинством: он достаточно свободно говорил на пяти европейских языках. Причем не на каком-то там польском, а на голландском, французском, испанском, немецком и шведском. Меня интересовал главным образом испанский язык.
Обеспечив парня необходимыми документами и изрядной суммой денег (из царской казны, между прочим) я отправил его в солнечную Испанию. Непростое у него получилось путешествие. Две недели он добирался до Новгорода, затем три недели - до Стокгольма. Оттуда еще две недели плыл до Амстердама. В конце мая он добрался до Виго. В порту Виго он проболтался еще три недели, потом помчался обратно. Обратный путь правда получился несколько быстрее - до Тулы он доехал всего за семь недель. И пятого августа он, довольный донельзя, вошел в мой терем в Дубне. С большой кожаной сумкой.
В сумке у него было то, на что я потратил почти пятьсот рублей. Невероятная сумма по тем временам: пуд пшеницы стоил две копейки. Сахиб Гирей со всей Руси требовал две тысячи рублей, да и то царь не соглашался, не было у него столько. Но потратил я эти деньги не зря: из сумки дьяк достал кулек с двумя стаканами семечек и два десятка картофелин.
Война - войной, а торговля - торговлей. Османские купцы привезли для меня в Брянск ни много ни мало, а двести тонн 'черного камня'. Образец я еще в прошлом году выпросил у одного ордынца, который часто к османам торговать ездил. Купцы были довольны невероятно - за какие-то камни они получили пятьсот серебряных талеров. Я тоже потихоньку радовался - хромовой руды в окрестностях Тулы я пока не нашел. Вот только доставка этого добра из Брянска в Тулу была непростой.
Сначала на больших лодках камни перевезли по Болве на полста верст вверх по течению. Оттуда до Жиздры посуху двадцать верст. От Жиздры по реке Жиздра - до Оки, потом — снова вверх по течению - до Упы, потом — еще полтораста верст до Дубны… Первые десять тонн пришли в июле, а закончилась перевозка лишь в конце сентября. Но сентябрь меня не только этим порадовал: ордынец, тот самый, приволок мне с далекого Кавказа, из точно указанного места, двадцать тонн другого камня. Ему этот камень копали, дробили и выбирали ручками местные кавказские крестьяне, за что получили, если ордынец не соврал, двадцать рублей. Думаю, что не соврал - в следующем году сказал что вдвое больше привезет. Я же честно ему заплатил за доставку тоже, как и османцам, пятьсот талеров. За двадцать тонн почти чистого молибденита - не жалко.
С саксонских оловянных рудников через Гамбург-Новгород начал мне поступать где-то по паре тонн в месяц и вольфрамит: германцы его из руды тщательно руками выбирали, так как он сильно мешал выплавке олова. С учетом перевозки он обходился мне всего дешевле, около пятидесяти талеров за тонну. Зато у меня наконец появилась быстрорежущая сталь. И нормальный инструмент для металлообработки. Еще из Саксонии поступала никелевая руда, тонн по пять в месяц. Ее коварные немцы продавали с радостью, потому как искренне считали ее 'фальшивой' медной рудой. Поскольку ее, в отличие от того же вольфрамита, они просто копали, причем на 'моем собственном' руднике, платил я за нее вместе с доставкой всего по десять талеров за тонну. Рудником заведовал специально посланный царем Иваном дьяк, и по его обещаниям уже в следующем году я смело могу рассчитывать на сотню тонн в месяц в течение всего периода навигации. Поскольку все же основным транспортом был морской и речной. Но мне пока и этого хватит.
В Брянске у меня было учреждено уже свое специальное представительство. Царь выделил 'для работных нужд' мне целую сотню стрельцов 'на мое кормление', из который четверть сразу же в Брянск и отправилась. Там, набрав сотню людишек и собрав из привезенных из Супрутья деталей десяток лодок-'канонерок', они, кроме приема османских купцов, занялись и отправкой 'добычных экспедиций' в низовья Дона. Куда плыть и что копать - это я начальникам экспедиций растолковал очень подробно, поэтому у них всё получилось. Хромовая руда мне так быстро и Дубну и доставлена была, что маршрут уже был отработан доставкой руды марганцевой.
Так что осенью сорок девятого года царю была представлена первая пушка совершенно новой конструкции - казеннозарядная пушка с раздельным заряжением и капсюльным воспламенением. Гильзы я делал из латуни, а снаряжались они уже не дымным порохом, а кордитом! А чего бы кордит не сделать, если азотной кислоты появилось в достатке?
И не только азотной кислоты - в Щекино бурый уголь активно перегонялся на всякое. Светильный газ, в котором было много водорода, стал основным сырьем для производства аммиака, ну а дальше процесс был довольно несложным. Попутно получалось довольно много фенола, а так как дерево на уголь я теперь большей частью пережигал не в земляных ямах, а в специальных печах, то и древесного спирта, то есть формальдегида, у меня достаточно появилось.
В сентябре сорок девятого неожиданно удачно исполнились еще два моих проекта. На выклянченной у Ивана Васильевича кусочке земли в районе города Воскресенск (которого еще, понятное дело, не было) я завершил строительство рабочего поселка, названного, не мудрствуя лукаво, Воскресенском. Фосфориты оттуда обещали плодородие полей колхозных поднять на невиданную высоту, а кушать я всегда был горазд. Карьер заработал, но и это, по большому счету, фигней оказалось. Из местных земляных микробов выделенный мне в помощники молодой, но весьма толковый дворянин Григорий Лукьянович Скуратов- Бельский, развлекающийся с помощью сделанного мною микроскопа с микробами всякими, да и вообще не вылезающий из химлаборатории, выделил и даже освоил производство в лабораторных масштабах стрептомицина. Я вообще-то пенициллин имел в виду, но сперва вот так получилось. Тоже не плохо. Лабораторный масштаб давал таблетку в сутки, но я тут же велел целую фабрику строить - нечего народу забесплатно от инфекций вымирать!
Кстати, и аспирин я уже делать научился. Поскольку дерево на уголь всякое брали, попадалось среди
