подозреваешь, что ее убил я… Но я не убивал твою маму, Мерабчик, клянусь тебе, не убивал! Просто я был там и смотрел… Конечно, для тебя лучше так – ничего не знать, ни о чем не помнить… А как быть мне? Ведь я все помню – и свою маму, и своего папу, и Щербину… Скажи мне, Мерабчик, что мне делать?
– Нет больше сахару?
– Нету, дурачок… Эх ты, милый мой глупыш!
Мерабчик смешно кивает головой. Я сажусь на землю и начинаю чесать теплый живот медвежонка. Он тихо мурлычет и жмурится от удовольствия.
– Глупый, глупый мой Мерабчик…
– Что ты тут делаешь, Джакели?
Я вскакиваю. Передо мною стоит писатель.
– Ничего, товарищ лейтенант, Мерабчика кормлю сахаром.
– Вырос твой Мерабчик!
– Очень, товарищ лейтенант!
– Почему ты назвал его Мерабчиком?
– Так… Вдруг пришло в голову… Знакомого одного звали Мерабом…
– А что, твой знакомый был похож на медведя?
– Что вы! Впрочем, по характеру, может, и был похож…
– Любил сахар?
– Может, и любил…
– Ты скоро уедешь, как же он будет здесь без тебя?
– Да никак, забудет скоро…
– Не думаю, он все сильнее привязывается к тебе.
– Ну, я не знаю… Поскучает, потом привыкнет…
– Джакели, почему не отдыхаешь? – спросил писатель.
– Не хочется, товарищ лейтенант.
– Ты ведь вчера дежурил?
– Так точно!
– И тебе не хочется спать?
– Нет, товарищ лейтенант. Писатель пошарил в карманах.
– Курить не найдется?
Я протянул ему пачку сигарет, спички. Он закурил, потом уселся на солому и стал почесывать живот Мерабчику. Медвежонок замер, блаженствуя.
– Джакели, тебе не хочется домой?
– Кому же домой не хочется, товарищ лейтенант! – улыбнулся я.
– Я говорил с майором… В общем, получишь недельный отпуск… Завтра с утра поедешь домой. Отдохни как следует!
– Спасибо, товарищ лейтенант!
– Спасибо скажешь майору…
– Обязательно, уважаемый Владимир!
Он встал, обнял меня за плечи и повел к казарме. У дверей мы остановились. Он бросил недокуренную сигарету и попросил новую. Потом повернулся и пошел к морю.
Занималось утро. По вокзальной площади гудя ползли две подметально-уборочные машины, за ними следовали две поливочные. С фонтанами воды, вырывавшимися, словно клыки, из-под кабины, они напоминали огромных моржей… Свежеполитый асфальт сверкал, как зеркало. После спертого, прокисшего воздуха железнодорожного вагона утренняя свежесть осеннего Тбилиси одурманила меня. И когда одна из машин поравнялась со мной, я с удовольствием подставил себя под хрустальную струю. Водитель остановил машину и высунул голову в окно.
– Э, приятель, ты давно из психиатрической? – спросил он, помахивая рукой.
– Здорово, друг! – ответил я, схватил и крепко пожал его протянутую руку.
– Да… бывает… – произнес он с сожалением, покрутил указательным пальцем у виска, свистнул и тронул машину.
– Все бывает, друг! Пока, – помахал я ему на прощание и зашагал вниз – к улице Ниношвили.
– Доброе утро, люди! Здравствуйте, тбилисцы! Куда вы спешите? Ведь пока даже не рассвело как следует! Почему вы смотрите в небо? Нет, дождя не было! И не собирается дождь! Глядите, какое чистое небо! Почему же я мокрый? Отвечу, дорогие: я только что вышел из моря! Да, да! Вот так – в зеленой фуражке, с зелеными погонами и с черным чемоданчиком в руках! Волной выбросило! А как вы думали? Разве из воды вылезешь сухим?..
Здравствуйте, дворники с улицы Ниношвили! Это вы зажгли костры из пожелтевших осенних листьев? Осторожно, друзья! Не спалите мой город – мой любимый Тбилиси!..
Здравствуй, домишко, здравствуй, старик! Ты еще держишься? Не свалился? Молодец! О, и вы здесь, железные ворота? Вы по-прежнему на земле?
Здравствуй, кран, ворчун мой добрый! Привет вам, ведра, чайники, кувшины! Кто из вас крайний? Я буду за вами!..
Здравствуйте, воробушки! Что вы там хлопочете? Умываетесь? Да вы не бойтесь, это же я, Автандил Джакели!..
Здравствуй, будка! Как поживает дядя Рубен? Как же это он забыл выключить на ночь свет! А вы как, часы – наручные, карманные, стенные? Трудитесь? Ну-ну! Работайте! Как давно я не видел вас – целых полтора года! Долгий же путь вы прошли без меня!..
О, кого я вижу! Здравствуйте, сорочки! Какие вы чистые, свежие, белые. А ты чья, малютка? Я тебя не узнаю! Какая ты маленькая и смешная!.. Здравствуй, Дадуна! Спишь? Спи, спи спокойно!..
Здравствуй, моя лестница! Бедняжка, опять ты без двух зубов? Боже, неужели не нашлось для тебя метровой доски?..
Здравствуй, моя дверь! Ну, как дела, старушка? Скрипишь? Привет тебе, звонок! Смотри, не подведи меня! Ну-ка, звякни по-старому!.. Раз, два, три!.. Сим-сим, откройся!!!
– Здравствуй, дядя Ванечка!
– Авто… Здравствуй, дорогой…
Вечером перед Институтом иностранных языков собирается толпа' молодых парней. В одиннадцать заканчиваются лекции. Парни ждут – кто с машиной, кто без машины. Они стоят порознь. У одних серьезный, озабоченный вид, другие разгуливают, словно им нет дела до института. Подойдет, попросит прикурить, а сам косится на твои часы – своим не доверяет…
Без четверти одиннадцать из дверей института появляется первая девушка. Она бежит, на ходу надевая пальто, оглядываясь по сторонам, не обращая внимания на мчащиеся машины. Перебежав улицу, она останавливается. Вдруг от толпы отделяется парень и медленно, как бы нехотя, будто и ничему не радуясь, направляется к девушке… Потом на улицу выплескивается нескончаемый девичий поток. Красивые, стройные, с волосами черными, светлыми, желтыми, серебристыми, каштановыми, красными и даже синими – они идут, постукивая каблучками туфель, мокасин, сапожек, в коротких платьях, с сумками через плечо. Пестрый, благоухающий девичий поток сливается с другим потоком. Это ожидавшие их парни – в темных пиджачных парах, белоснежных сорочках. Соединившись, два потока текут по широкой и красивой улице, потом на площади возникает водоворот, который затем растекается небольшими струйками по бесчисленным улочкам, переулкам и тупикам.
– Здравствуй, Дадуна!
Она удивленно взглянула на меня и не узнала. Я снял фуражку, неловко улыбнулся.
– Ой, Джако! – вскрикнула она, обняла меня, поцеловала в щеку. – Откуда? Боже мой, какой ты смешной! Ну-ка, надень фуражку!
Я повиновался.
– Генерал!.. Настоящий генерал!.. Хороший наблюдательный пункт! Ха-ха-ха, – звонко расхохоталась она. Вокруг нас, замедляя шаг, улыбались прохожие.
– Даду, уйдем отсюда, неудобно, – попросил я, взяв ее под руку.
– Пойдем… Скажи, когда ты приехал?