– Плохо, – согласился я.
– Не переходят к нам?
– Не знаю… Я второй год здесь служу, пока никто не переходил…
– Наверно, боятся…
– Кого?
– Ну, как их, аскеров своих!
– Наверно…
– А село красивое!
– Красивое!
– Смотри-ка, какой пляж, какое побережье! А скалы! Стоят, словно корабли! Красота! Как твоя фамилия?
– Джакели, товарищ лейтенант!
– Так вот, Джакели, все это когда-то было нашим – отсюда и во-о-н до тех пор!.. И лазы – наши братья, они по-мегрельски говорят. Ты слышишь их?
– Иногда, когда они спускаются к ручью.
– Понимаешь?
Я отрицательно покачал головой.
– Сколько тебе лет?
– Девятнадцатый.
– А тебе? – обратился Мдинарадзе к Щербине.
– Столько же, товарищ лейтенант!
– Женаты?
– Пархоменко женат, – ответил Петро.
– Кто такой Пархоменко?
– А вот, который с Танго…
– А Танго кто?
– Танго – собака.
– Кто ей дал такое имя?
– Зудов.
– Кто же это – Зудов?
– Товарищ лейтенант, список нашей заставы хранится у майора Чхартишвили! – улыбнулся Щербина.
– А ты чего улыбаешься?
– Так просто, товарищ лейтенант! Радуюсь я!
– Чему ты радуешься?
– Впервые вижу живого писателя, как не обрадоваться! – Откуда сам?
– Из Харькова.
– И что, в Харькове нет писателей?
– Писателей сколько угодно, да мне не приходилось видеться с ними.
– Ты тоже не видел живых писателей? – спросил Мдинарадзе меня.
– Видел. И живых, и мертвых.
– А приходилось ли тебе видеть писателя полуживого-полумертвого?
«Вот же вы передо мной!» – хотелось мне ответить, но я промолчал.
– Какое у тебя образование? – продолжал расспрашивать Мдинарадзе.
– Среднее.
– Почему не поступил в институт?
– Не впустили, товарищ лейтенант!
– Ради бога, не зови меня лейтенантом, мне все кажется, что это к кому-то другому обращаются.
– Постараюсь, уважаемый писатель!
– Мое имя – Владимир… Так почему тебя не приняли…
– Срезался я, уважаемый Владимир.
– Куда поступал?
– На медицинский.
– О, это дело трудное… А в другой институт не пытался?
– Нет.
– Когда кончаешь службу?
– Через год.
– Вернешься – приходи ко мне. Помогу подготовиться.
– Спасибо!
Мдинарадзе опять вооружился биноклем. – Уважаемый лейтенант, – заговорил вдруг Щербина, – вы добровольно пошли в армию?
Мдинарадзе внимательно взглянул на Щербину, словно хотел убедиться, не шутит ли он. Но Щербина выглядел вполне серьезно.
– Да, добровольно. А что, стар я для армии, да?
– Да нет, я не потому… А зачем вы пошли в армию, хотите написать про нас?
– Хочу, дорогой Щербина, если получится…
– В том-то и дело, товарищ лейтенант, что не о чем писать! Здесь каждый день похож на предыдущий… Второй год я служу, и хоть бы один выстрел с той стороны раздался!.. В газете пограничной пишут – там поймали кого-то, там сбежал кто-то… А у нас что? Молла орет, офицер солдат муштрует, рыбаки ловят рыбу, учитель возится со своими птенчиками, да глупый аскер сидит в своей яме… Одно и то же, одно и то же… Вот только девка тут красивая, учительская жена, да и на нее смотреть Джакели не разрешает!.. Скука…
– Да ты, брат, оказывается, вояка! Что может быть лучше мира, тишины да спокойствия?!
– Что вы, при чем вояка! Просто, раз человек служит на границе, должен же он хоть краешком глаза увидеть живого нарушителя? Я уж не говорю – задержать!
– Успеешь, успеешь, Щербина! И увидишь, и задержишь!
– Куда там…
– Поверь мне! Вот увидишь, за эти два месяца поймаем мы с вами не меньше четырех шпионов! А потом я напишу книгу про вас – про тебя и Джакели.
– И про Пархоменко тоже, прошу вас! Извелся парень со своей Танго! Шутка ли, возиться с таким страшилищем! Вот уж чья жизнь действительно висит на волоске, так это бедного Пархоменко!
– Обязательно напишу и про Пархоменко!
– Уважаемый писатель, – продолжал Щербина, – вот мы вчера поспорили… в казарме… – Он замялся.
– О чем? – заинтересовался Мдинарадзе.
– О вас… То есть, не о вас лично, а вообще о писателях.
– Ну-ну?
– Ребята доказывали, что каждый писатель немного того… чокнутый!.. Это правда?
– А ты как думаешь? Вот я, например, похож на чокнутого?
– Да пока как будто нет…
Мдинарадзе захохотал, улыбнулся и я, наконец засмеялся сам Щербина.
– Потом мнения разделились. Королев, Арбузов, Иванов и Дзнеладзе доказывали, что быть писателем – проще простого: пришел, увидел, написал, напечатал, получил деньги и пошел домой… Другие говорили (Джакели в этой группе), что писать – дело очень сложное и трудное… Так как вы думаете – трудно быть писателем?
Мдинарадзе сел на табуретку, попросил у меня собственную сигарету, сильно затянулся и надолго задумался. Потом заговорил тихо, словно про себя:
– Как тебе объяснить, дорогой мой!.. Трудно ли быть писателем?.. – Он раскрыл левую ладонь и стал правой рукой загибать пальцы. – Пушкина убили… Лермонтова убили… Лорку убили… Илью Чавчавадзе