Суммируя все вышесказанное: как геополитик и евразиец, я, безусловно, стою за ратификацию Киотского протокола. Да, эта экологическая демагогия не очень серьезная вещь. Но задача России – любыми способами и любой ценой сближаться с континентальной Европой: в данном случае цена не очень высокая, и мы можем и уступить. А выгоды, напротив, очень серьезные: укрепление оси Париж – Берлин – Москва, резкое улучшение образа России в Европе, развитие континентального партнерства. Было бы авангардным начать и совместные стратегические инициативы стран «экологического клуба» (Европа, Россия, третий мир) по защите от «эгоистических янки», несущих угрозу природе Земли и всему человечеству и бравирующих наплевательским отношением к окружающей среде. Антиамериканский экологический фронт, евразийский блок.
С геополитической точки зрения это очень важный акт. Это понимает Фрадков, и, естественно, его саботирует и торпедирует проамериканское, проатлантическое окружение президента, в том числе экономический сектор в правительстве.
Это основное противоречие политики России, которое проявляется и в мелочах, и в крупных проектах, и в экономической полемике, и во внутренней политике, и во всем остальном. Спор европеистов и атлантистов в окружении Путина – это самое главное не только во внешней, но и во внутренней политике, а подписание или неподписание Киотского протокола является одним из небольших эпизодов в этой позиционной игре с очень высокими историческими ставками.
Раздел IV
ГЕОПОЛИТИКА АСИММЕТРИЧНЫХ УГРОЗ: ВОЙНЫ ПОСТМОДЕРНА
Глава 1. Терроризм: еретики XXI века
Социально-политическая функция
Терроризм – метод политического действия, свойственный тем группам и секторам политического (национального, религиозного) спектра, которые в силу определенных обстоятельств не способны добиться своих целей (или просто заявить о себе, сообщить о своей точке зрения в желаемом масштабе), действуя в рамках закона. Условие появления терроризма – определенный зазор между серьезными ограничениями в социально-политической сфере и относительной мягкостью правоохранительной системы, поэтому для существования этого явления максимально благоприятны общества с либерально-демократическим устройством.
Политическая эффективность терроризма бывает различной. Иногда цели, поставленные террористами, достигаются. В других случаях система справляется с вызовом. Примеры неэффективного терроризма – ИРА, ЭТА, германский РАФ, Курдская рабочая партия; эффективного – действия чеченских боевиков в Буденновске (и последовавший за ними Хасавюрт), ООП в Израиле, исламских боевиков в Кашмире, эсеров в России накануне революции 1905 года.
Террористические образования варьируются от крупных этнических и религиозных объединений, входящих в состав еще более крупного государственного организма (в этом случае террористы осознают свою деятельность как тактическое направление в национально-освободительной войне) до террористов- одиночек, решающихся на отчаянный шаг, чтобы реализовать свою неосуществимую нормальными способами психологическую или политическую программу (например Освальд – убийца Кеннеди, Игаль Амир – убийца Рабина и т. д.). Довольно часто террористические организации представляют собой сообщество представителей небольших маргинальных политических партий или сект. В таком случае в них зачастую присутствует феномен «коллективного гипноза»: реальность они воспринимают через призму своих догм. Порой к террористическим методам прибегают и правительства определенных государств в ходе горячего (или холодного) противостояния с враждебными державами. Данную разновидность терроризма принято называть «диверсионной деятельностью».
Геополитические аспекты
Геополитика исходит из видения конфликтной природы политической географии современного мира. Она рассматривает не столько противоречия между государствами, сколько противоречия между цивилизациями и, шире, между типами цивилизаций.
Геополитика выдвигает в качестве основного положения существование двух полярных субъектов мировой политической истории: атлантизм и евразийство, Море и Сушу. Геополитический анализ любой проблемы становится верным лишь в том случае, если осуществляется приведение рассматриваемой ситуации к изначальному геополитическому дуализму. Говорить о геополитической подоплеке терроризма значит говорить о тех случаях, когда террористическая деятельность используется в интересах одного из двух мировых полюсов против другого.
Геополитика утверждает, что приоритетная зона столкновения интересов двух полюсов – береговая зона (римланд), простирающаяся по евразийскому материку от Западной Европы к Дальнему Востоку, захватывая Средиземноморье, Центральную Азию и Индию. Здесь нагляднее всего дает о себе знать противоречие между геополитическими векторами. Эта зона, а также другие периферийные зоны мировой политики, такие как Африка или Латинская Америка, представляют собой полосу потенциальных конфликтов. Ведь по правилам геополитической игры и атлантизм, и евразийство стремятся усилить свои позиции – естественно, за счет ослабления позиций соперника. Не случайно именно эта географическая зона является ареной наиболее радикальных террористических действий.
В период холодной войны геополитический, по сути, террор выражался в идеологических формах – противостоянии двух систем. После распада Варшавского договора и СССР идеологическое оформление было упразднено, но геополитическое содержание игры за контроль над береговой зоной сохранилось, на этот раз с серьезным перевесом атлантистского полюса. В связи с этим геополитические процессы и соответствующая им расстановка сил сегодня претерпевают важные качественные изменения. Продолжая логику атлантистской стратегии, США изолируют и оказывают давление на те политические образования, которые на предшествующем этапе входили в несущую конструкцию евразийской геополитики или могут быть потенциально интегрированы в евразийский блок на новом этапе, если этот блок начнет укреплять свои позиции.
Один из таких геополитических инструментов – исламский фундаментализм, или исламизм (особенно ваххабизм), который был использован Западом для противодействия просоветским режимам в исламском мире или тем версиям политизированного ислама, которые, основываясь на традиционных масхабах (юридических школах толкования) и шиизме, стремились отстоять определенную независимость как от Запада, так и от социалистического Востока. Таким образом, в основе радикальных версий современного исламизма лежит атлантический геополитический вектор, а следовательно, это направление терроризма есть генетическая производная атлантизма. К этой же категории относятся наиболее непримиримые террористические группы чеченских повстанцев или вчерашних афганских талибов. Отсюда следует, что структура террористической сети исламизма укоренена в спецслужбах Запада и является развитием геополитической логики борьбы за контроль над римландом.
Однако резкое ослабление стратегических позиций восточного полюса (евразийства) качественно изменило баланс сил в этой сфере. В частности, ослабли, а то и вообще рассеялись радикальные политические и террористические организации, которые ранее были инструментом геополитики Евразии. Так, с арены политической жизни сошел крайне левый сектор террора, в недавнем прошлом довольно влиятельный и опасный, особенно в странах Ближнего Востока, в Африке и Латинской Америке. Лишившись мощной поддержки со стороны, структуры евразийского терроризма постепенно рассосались, либо были законсервированы.
В такой ситуации сохранение сети атлантического терроризма при распылении организаций с противоположными геополитическими целями привело к определенному функциональному изменению. Можно сказать, что нацеленный на довольно масштабное противостояние с противоположным полюсом атлантистский террор, благодаря накопленной инерции и быстрой самоликвидации евразийского стратегического пространства, обратился против тех, кто его породил, оснастил и финансировал.
Таким образом, произошла существенная мутация террора: в однополярном, пусть номинально, мире обнаружился симметричный ему фактор влияния, получивший название «международный терроризм» и новую функциональную нагрузку. Отныне этот термин стал обозначать радикальные действия всех противников однополярного глобализма. В то же время речь идет не о законченном факте, а о диалектическом процессе. Несмотря на небывалое могущество атлантического полюса и слабость полюса евразийского, окончательного триумфа однополярности пока не произошло и возможность восстановления в
