…А чего разбираться?.. Стакан ликера, словно ватный ком укрыл обнаженные эмоции – это был не сон, а, скорее, забытье, в котором смешались жутко нервный предыдущий день, радостный вечер, фантастическая ночь, счастливое утро и разом убивший все это новый день. Катя нырнула в эту гремучую смесь и ей стало абсолютно не важно, куда ее везут.

Неожиданно вернулся сон, о котором она успела забыть, только вместо барака, куда она вошла, выходила она теперь из странного сооружения, похожего на храм, причем, это ее не удивляло; да и не только ее, но и всех остальных людей.

Толпа вынесла ее к прежнему водоему. Вода там стала еще чище и прозрачней; она завораживала. Как другие могли проходить мимо, просто гуляя по набережной, присаживаясь в маленькие кафе и на низенькие скамейки?.. Катя подошла к краю, взглянула вниз – высота была огромной, но почему-то она не страшила. Пока никто не успел среагировать, Катя забралась на парапет и не задумываясь, прыгнула вниз – ласточкой, очень красиво. Она парила над слепящей голубизной, над редкими белыми бурунами, но неожиданно увидела, что летит прямо в черный скользкий валун, выступавший из воды. Ужас возник мгновенно, но так же мгновенно исчез, когда на валуне проступило Вовкино лицо. Ударившись о валун, Катя подпрыгнула, словно мячик; потом еще и еще, и наконец плавно закачалась на волнах. Течение подхватило ее, резко мотнув влево… спросонья Катя испуганно вскинула голову и поняла, что это Толик слишком резко вписался в поворот, сворачивая с трассы на узкую дорогу, ведшую непосредственно к поселку.

Немного она все-таки поспала, и «ватно-ликерный» ком рассыпался, но Вовкино лицо осталось, такое доброе и печальное; в памяти, одним мгновением, пронеслась их недолгая совместная жизнь, в которой, по большому счету, не было ведь ничего плохого. Ей даже расхотелось, чтоб Вовка выгонял ее. … Ой, что сейчас будет!.. – содрогнулось трезвевшее сознание в то время, как мимо пронеслась стела с названием поселка, – но я не хочу гнить в этой дыре!.. Даже с Вовкой!.. Катя снова закрыла глаза. …Я ведь убила быка и отвезла туфли – или все это ерунда, и ничего нет, кроме жизни от рождения до смерти?.. Стало очень обидно. …Сейчас мне ведь тоже, типа, снился сон – вот, посмотрим, значит все это что-нибудь или нет; во сне-то все закончилось очень даже здорово!..

Машина сбросила скорость, и Катя, взглянув в окно увидела площадь, от которой до дома было рукой подать. …А нечего гадать – сейчас все узнаю…

Толик остановился у подъезда.

– Удачи. Ох, Вовка вчера злой был, так что держись.

…Тогда выгонит. Ну, так, значит, так… Катя вылезла из машины и оглядев пустой двор, подумала:…Это в моей жизни произошел миллион событий, а здесь все гребаная картофельная страда… нет, я, точно, хочу обратно. Пусть выгоняет – уеду, все забуду и стану жить по- другому… Она быстро вошла в подъезд – хотелось побыстрее закончить выяснение отношений, чтоб выспаться, а утром сходить в больницу – открыто, никого не боясь, забрать трудовую книжку и уехать обратно в мир, который, оказывается, был не только радостным, но и опасным, хотя от этого не менее манящим.

Открыв дверь, Катя включила свет в темном коридоре. …Может, он на работе?.. Знакомый запах, знакомые вещи обступили ее, и сразу внутри защемило – как можно просто покинуть то, что делалось с любовью и, вроде, навсегда? Это позавчера она летела, ничего не замечая, потому что внизу ждала Галка. …А так и надо! Разревусь сейчас… а чего себя мучить, если решила?.. Завтра же надо валить!..

Из комнаты появился Володя, но не подошел, а остановился, внимательно разглядывая жену. Катя растерялась – надо ж было что-то сказать, но никакие особые слова, подходившие к ситуации, не находились; ей, например, захотелось обнять мужа, но тогда, как потом сказать, что она все-таки уезжает?.. А если сразу сказать… нет, язык не поворачивался, глядя ему в глаза, потому что смотрел он так… так… Катя не могла определить этот взгляд словами.

Какие выводы сделал Володя, неизвестно, но сказал:

– Заходи, – и подойдя к телефону, набрал номер.

– Зашла, – Катя закрыла за собой дверь.

– Зинаида Петровна, Катя приехала… да, хорошо, ждем, – Володя положил трубку, – сейчас теща придет.

– Зачем?!..

– Она ж тоже переживает, – Володя пожал плечами, – или ты только о себе думаешь?

…Да ни о чем я не думаю!.. Господи, ее еще не хватало! – матери Катя боялась больше мужа, но вдруг сообразила, – хотя теперь-то чего? Шмотки уже там, ключ я ей не отдам… да пусть орет, хоть оборется!..

У них оставалось несколько минут тишины, пока мать, колобком перекатится через площадь, и Володя спросил:

– Ну, как ты?

– Нормально… – Катя пожала плечами – не могла ж она признаться, что переспала с другим мужчиной? Прошла в комнату и села на диван, а Володя устроился на подоконнике; закурил, не зная, какие еще задать вопросы, если все было нормально.

Взгляды их столкнулись; Катя почувствовала, что ее, как во сне, притягивает светлая прозрачная гладь, в которую просто необходимо прыгнуть! …Глаза – зеркало души, – вспомнила она одно из скудных знаний школьной программы, и подчиняясь внутренней потребности прошептала одними губами:

– Я люблю тебя…

– Неужели? – Володя усмехнулся; на светлой глади возникли искорки, только было это совсем не солнце, и в это время в дверь позвонили.

…Ну, сейчас начнется, – подумала Катя; но подумала равнодушно, без страха, ведь самое страшное творилось у нее внутри – она ставила себя на место мужа и знала, что не простила б, и в то же время безумно хотела, чтоб простили ее саму; и как совместить такое в одной голове?.. Катя закрыла лицо руками, да так и осталась в слепой темноте.

– Зинаида Петровна, а это зачем? – послышался из коридора удивленный Володин голос.

– Очень полезная вещь, зятек.

Катя опустила ладони, чтоб увидеть «полезную вещь», и сразу внутренние противоречия отступили на второй план; глаза ее расширились, рот приоткрылся.

– Хорошо погуляла? – мать подняла три ровных гибких прута, – я ж тебя предупреждала совсем недавно.

– Но, мам… – Катя перевела растерянный взгляд на мужа, – Володь, скажи ей!..

– Что я ей должен сказать?

Катя сама не знала, что говорят в подобных случаях; мысли ее судорожно заметались, только выглядели они как-то совсем неубедительно.

– Мам, я уже большая девочка, чтоб… ну, это… – фраза получилась ужасно глупой, но разве мало она наделала глупостей за последние дни – одной больше, одной меньше…

– Снимай штаны! – коротко приказала мать.

– Мам, ну, ты что?.. Я ж взрослая…

– Снимай штаны, взрослая!

– Мам, – Катя заплакала, – пожалуйста… я больше не буду…

– Чем дольше ты препираешься, тем для тебя же хуже.

Катя поняла – спорить бесполезно, а будет, действительно, хуже, потому что помощи ждать неоткуда; она встала и жалобно всхлипывая, расстегнула «молнию». …Стыдобища-то какая… есть ведь другие методы – зачем же сразу пороть?.. Хоть бы не узнал никто – о, смеху будет!..

Она медленно вылезла из джинсов и бросила их на стул.

– Ложись задницей кверху!

…А Вовке меня даже не жалко… мог бы заступиться – он же не знает, что я ему изменила… значит, не любит… Однако воспоминание об измене разбудило затаившееся, было, чувство вины, и Катя послушно улеглась на диван.