– А ты, точно, убила быка? – Полина наконец улыбнулась.
Не то, чтоб Катя слишком верила снам, но что-то ведь в них должно быть, иначе как может сниться человеку то, о чем он никогда в жизни не думал?
– Сто двадцать мешков! – торжественно провозгласил он, – столько никогда не было! Будем продавать, Зинаида Петровна?
– Конечно, – мать тут же принялась доставать из сумок еду; Катя смотрела на блины, курицу, помидоры, картошку, но от усталости аппетит не просыпался – была только жажда.
– Мам, дай попить, – она протянула руку.
– Тебе кваску или самогончика?
– Мам, ну, ты чего? – Катя повернула голову и увидела, что мать смеется, – конечно, квас, – взяв баклажку, она с шипением открыла ее и прильнула к горлышку.
На пустой борозде, подняв облако пыли, притормозила Веретенниковская «Волга», опустилось стекло и возникла весело подмигивавшая Галкина физиономия.
– Кать, вы закончили? А то поехали с нами – место есть!
Это был идеальный вариант, потому что иначе сначала пришел бы КамАЗ, который заберет картошку и мужчин, а потом, неизвестно когда, приедет автобус за женщинами.
– Мам, я погнала? – Катя встрепенулась, – чего я тут сидеть буду? Пока воды нагрею, пока помоюсь, а вечером зайду.
Спрашивать согласия мужа не имело смысла – он сам мог появиться ночью, и даже на следующее утро, ведь пока они объедут все дворы, растащат все мешки по сараям, а еще потом наверняка осядут у кого- нибудь отмечать завершение сезона.
– Конечно, езжай, – мать даже не подняла глаз от сала с аппетитными розовыми прожилками, которое аккуратно выкладывала на салфетку, – только сегодня не приходи; устала я – спать лягу.
Тут же вскочив, Катя радостно подбежала к машине и залезла к Галке на заднее сиденье; рядом оказалась Галкина мать, а впереди гордо восседала жена Веретенникова, Алла.
Обогнув дом, они зашли в темный подъезд и поднялись по темной лестнице. Как только хозяин открыл дверь, из квартиры явственно пахнуло коммуналкой. Это был запах детства и вытравить его из памяти Андрея не могли не только дезодоранты, но даже само время.
– Лексевна! – крикнул хозяин, – гости у нас!
Из кухни появилась женщина, маленькая и круглая, как колобок; остановилась, не зная, что это за гость, и, соответственно, как его следует принимать.
– Понимаешь, мать, какая петрушка, – Федорыч повесил пиджак и наклонился, снимая туфли, – приехал к нам человек в командировку, пресс налаживать; вызвали специально, разумеешь, да? А даже в гостиницу не поселили, паразиты! На вокзале ночует, понимаешь?.. – Федорыч выпрямился, и видя, что гость продолжает стоять, разглядывая тесную прихожую, тронул его за плечо, – Андрей Николаевич, вы раздевайтесь. Лексевна, – он повернулся к жене, – мы голодные, как собаки.
Женщина тут же исчезла в кухне, четко уяснив задачу.
– Жинка!.. – слесарь поднял большой палец, – пойдемте руки мыть. Ванная у нас здесь.
Когда они появились в кухне, на столе уже дымились тарелки с разрекламированным борщом. Андрей не привык так ужинать, но вариантов не оставалось, потому что на плите больше ничего не было. Хозяин так поспешно разлил водку, что у Андрея закралась мысль: а, может, его приход – это повод, чтоб выпить, не скандаля с женой?
– Ну, Андрей Николаевич… – хозяин поднял рюмку.
– А хозяйка не пьет? – Андрей повернул голову.
– Ой, нет. У меня операция была серьезная и теперь…
– Лексевна, зачем человеку твои болячки? – перебил хозяин.
– И то правда. Вы пейте, закусывайте, – она подвинула на центр тарелку с хлебом.
Андрей выпил и тут же отправил вдогонку ложку густого борща. Хозяин, тем временем, по-детски восторженно рассказывал жене о том, какие «серьезные машины, эти прессы». Потом последовало несколько стандартных тостов, опустошивших бутылку, и почти синхронно с водкой закончился борщ. Откинувшись на спинку стула, хозяин благостно вздохнул:
– Уф!.. Теперь чайку. Давай, мать!
Хозяйка послушно встала и принялась менять сервировку – вместо тарелок появились две большие пожелтевшие чашки, заварочный чайник и пластмассовая сахарница.
– Варенье дай, – напомнил хозяин, и пояснил, обращаясь к гостю, – вы не знаете, какую клубнику она делает!
– Не знаю, – согласился тот
– Танюшка его очень любила, – произнесла вдруг хозяйка.
– Что ты о ней, как о покойнице! – огрызнулся хозяин, – она и сейчас, поди, любит его! На Новый год приедет и будешь пихать в нее банками.
– Вы кушайте, – хозяйка заботливо пододвинула вазочку, – а завтра, бог даст, пирог испеку. Знаете, клубника по этому рецепту получается совсем как свежая…
– Мать, ты еще рецепт напиши. Человек командировочный – ему б водочки, а ты?..
Андрей не счел нужным отвечать, и опустив голову, задумчиво разглядывал две большие коричневые ягоды, медленно кружившиеся на дне кружки.
– Кладите еще, – по-своему поняла его взгляд хозяйка, – Танюшка, бывало, полчашки наложит, аж чай лить некуда…
– Соскучилась по дочке, – хозяин вздохнул, – у них летом какая-то практика была, так что почти год не приезжала.
Чай остыл, поэтому Андрей выпил его залпом, позволив и ягодам проскользнуть в горло.
– Спасибо. Вы извините, но можно я пойду спать, а то ночь на вокзале, – он демонстративно зевнул.
– Ой, конечно! – спохватилась хозяйка, – идемте, покажу.
Комнатка, в которую его привели, оказалась маленькой и уютной. Похоже, с отъезда дочери она сохранила первозданный вид – смешные зверюшки за стеклянными створками шкафа; шикарная, но уже поблекшая кукла рядом с магнитофоном; на стене постеры какого-то мокрого негра с гитарой…
– Вот, – хозяйка указала на широкую кровать с никелированными шариками на грядушках, – Танюшкина, – вместо того, чтоб оставить гостя одного, она присела на стул, – она – молодец; в Нинку пошла, а то у меня есть еще одна сестра – в районе живет, километров двести отсюда. Всю жизнь огородом, да скотиной занимается, и дочка ее, Катька, красивая девочка, а держит она ее при себе – перспектив никаких… – но увидев, что гость выразительно пробует мягкость подушки, хозяйка встала, – отдыхайте. Спокойной ночи.
Андрей дождался, пока закроется дверь, и подошел к окну; открыв форточку, закурил – он привык курить перед сном, и организм требовал соблюдения ритуала.
По подоконнику шуршал мелкий дождик; в его пелене расплывались бледные пятна окон, а где-то совсем высоко обитала луна, подсвечивая облака свинцовой серостью. Докурив, Андрей бросил окурок вниз и подошел к шкафу, внимательно разглядывая семейство фарфоровых лисиц, мирно соседствовавших с фарфоровыми зайцами и яркими, сделанными из перьев, фантастическими птицами. Рядом он увидел маленькую фотографию девочки лет двенадцати с тоненькими косичками. Детское личико не вызвало ассоциаций, и он без сожаления вернул внимание лисятам. Правда, ненадолго – он и в детстве-то не знал, как играют в игрушки, а сразу ломал их, пытаясь понять, почему машина ездит, а клоун кивает головой.