…А ведь все это существовало всегда! Вот, что тут было лет пятьсот назад? Прикольно б оказаться в том времени – не насовсем, а так, посмотреть, где тут те Аплечеевы… хотя мать говорила – они из-под Новгорода; надо на карте глянуть, где это находится…

Автобус резко осел на бок, скатившись с трассы к полю, в глубине которого виднелись разноцветные автомобильчики и согнувшиеся к земле, «самодостаточные» картофелеводы. Потом автобус завалился на другой бок так, что Катя едва не упала в проход. Разговаривать стало неудобно, и Галка тоже повернулась к окну; люди засуетились, загремели ведрами…

Несмотря на безрадостные перспективы с электричеством, Андрей решил работать до конца. Нет, будь у него номер в гостинице, он бы, конечно, лучше помылся, взял пива и улегся смотреть телевизор; вечером бы спустился в кафе, посмотреть на женский контингент, но сидеть со слесарем и слушать его дурацкие истории?.. Поэтому работали они до упора, почти полностью восстановив пресс, благо, был он маленьким – между собой наладчики называли такие «швейными машинками»; оставалось только проверить, как этот собранный с миру по нитке конструктор будет работать.

Автобус почему-то задерживался, и целых пятнадцать минут пришлось ждать, прячась от ветра вместе с двумя толстыми тетками, громко обсуждавшими собранный на дачных участках урожай. Андрей слушал их и думал о бессмысленности человеческого существования, попутно прикидывая, какой срок поставить председателю кооператива на подключения электричества. …Оптимально было б завтра, но ведь не сделает, сука… пугануть, что уеду? А вдруг скажет – ну, и езжайте; пресс-то я уже собрал. Ладно, дам три дня – это реально…

– Сейчас поужинаем, телевизор посмотрим, – вклинился в сознание голос дон Кихота, – вы, главное, не стесняйтесь – бывают в жизни ситуации…

– Я не стесняюсь, – Андрей пожал плечами, не понимая, чего должен стесняться. Какая разница, откуда возьмется крыша над головой? Конечно, в чужую семью подружку не приведешь, но, значит, эта поездка исключительно за деньгами – надо побыстрее все заканчивать и валить отсюда в теплые края.

Наконец подъехал автобус. Слесарь устало плюхнулся на сиденье и подвинулся к окну, освобождая соседнее место.

– Вас как звать-то? – спросил он, считая, что гостеприимство переводило их отношения на новый уровень. Андрей так не считал, но и не ответить не мог.

– Андрей Николаевич.

– А меня, Иван Федорович. Только так старуха меня зовет, когда мы с ней ругаемся. Можно, как все – Федорыч… (Андрей промолчал, решая, протянуть руку, закрепляя факт знакомства или не стоит) …а, насчет, по стаканчику после трудового дня? Возле меня магазин есть, так что можно зайти – все по дороге.

– Можно и по стаканчику, – согласился Андрей, разглядывая четкие от масла линии жизни на своих руках, и хотя он ничего в них не понимал, занятие это было ничем не хуже, чем созерцать сменявшиеся за окном однообразные дома.

– Видите, где овощной магазин? – встрепенулся дон Кихот после десятой или одиннадцатой остановки, – там, на третьем этаже я и живу. Еще на старой работе квартиру получил; главное, район хороший.

Они вышли, но пробираясь темными дворами к бледно-голубой неоновой вывеске «Овощи – фрукты», Андрей не увидел вокруг ничего хорошего. …У нас и овощных-то давно не осталось – коммерсанты все скупили, а здесь… видать, район такой, что и открывать никто ничего не хочет…

Магазин, пропахший гнилой картошкой и солеными огурцами, и правда, напоминал о последних годах социализма. Его основным товаром служили мелкие яблоки в контейнерах, похожих на звериные клетки, и поникшие пучки гипотетически зеленого лука. Такая торговля, похоже, не приносила дохода, поэтому полмагазина занимал «непрофильный» отдел, раскрасивший убогую обстановку мозаикой бутылочных этикеток. За одноногим столиком пристроились несколько помятых мужчин, которые уважительно поздоровались с дон Кихотом, при этом подозрительно глядя на его попутчика.

Андрей достал бумажник, прикинув, что номер в гостинице обошелся б ему дороже, а ночь на вокзале – дешевле. Мысль эта возникла сама собой и не являлась проявлением жадности, но если он работал здесь ради денег, то и тратиться они должны строго в соответствии, либо с желанием, либо с необходимостью, а не просто так.

Мать изначально объявила, что борозду лучше идти вдвоем, разделив ее пополам; какой в этом смысл, Катя не поняла, но спорить не стала – ей-то какая разница?.. Зато при такой системе у нее всегда имелся ясный, не затерянный в траве ориентир – первый, выставленный Полиной мешок, за которым начиналась чистая земля. Скольких ориентиров она уже достигла, Катя не считала, но этот был последним!

И вот он, след обуви, «пограничная» картофелина!.. Катя с трудом поднялась, распрямив затекшие ноги; выгнулась, возвращая на место поясницу. На мгновение в глазах потемнело, но потом она увидела мать, еще шедшую по крайней борозде; Володю, который завязывал мешки, попутно стаскивая их поближе друг к другу; многочисленное семейство Барановых, уже весело обедавших у края поля (только Танька Баранова помогала Смирновым, устроившим очередной перекур). …А куда ей деваться, если Сашка – ее жених? – злорадно подумала Катя, – зато мы-то как лихо!.. Еще только Веретенниковы закончили и Галка с родичами – так они когда начали! И мы четвертые!.. Она оглянулась на ровный пунктир мешков, с ужасом вспомнив, что еще утром его не было, и ей стало радостно – нет, не оттого, что год выдался урожайным, а потому что все закончилось; оставалось, правда, перевезти мешки домой, выгрузить, но это женщин уже не касалось.

Катя сняла матерчатые перчатки – от маникюра, который начал облезать еще вчера, когда она мыла окна, теперь и вовсе остались неровные красные островки, а под ногтями образовалась черная траурная кайма. …Придется подрезать – не могу ж я так приехать в город, – мысль не носила оттенка трагизма – ногти ведь отрастут, а важно, что исчезли сомнения, ехать или не ехать!

Полина мыла руки из специально приготовленной бутылки, и Катя направилась к ней. … Хорошая она все-таки тетка. Почему так?.. Муж умер, сына посадили, на работу не берут… Ничего, я ее хоть одену-обую, блин, до конца жизни!..

Когда Катя проходила мимо матери, та подняла голову.

– Ты сегодня, прям, рекордсмен.

– Старалась, мам, – заставить себя вновь опуститься на корточки, чтоб помочь ей на последней борозде, Катя не смогла, и пошла дальше.

– Вот и нет никакого дождя, – заметила Полина, протягивая Кате бутылку, – а я и знала, что не будет – я сон видела.

– Чего, тебе сны про погоду снятся? – Катя удивилась и вскинула голову, пролив драгоценную воду мимо рук.

– А мне про то, что нужно, про то и снится. Вечером задаю вопрос, а ночью получаю ответ.

– Клево, – Катя вытерла руки, – я б тоже так хотела. Мне б это сейчас очень не помешало, – она имела в виду свой побег, но неожиданно вспомнила, как убивала страшного быка, – Полин, – она уселась на мешок и благостно вытянула ноги, глядя в голубое небо, где не осталось и следа мрачного утра, – если я тебе сон расскажу, ты скажешь, что он значит?

– Скажу, – Полина присела рядом, – сон давний?

– Нет, сегодняшний, – и Катя принялась рассказывать, наблюдая, как мать отправилась помогать Володе с мешками.

– Интересный сон, – дослушав, Полина закурила, и Катя чуть отодвинулась – она не любила дым, – значит, так: нож говорит о том, что кто-то сильно хочет с тобой встретиться …

– Никогда б не подумала! – Катя даже привстала, чтоб увидеть, не шутит ли Полина, но та не улыбалась.

– …еще ты говоришь, было много крови – значит, встретиться хочет кровный родственник; как говорят, «прирезаться». То, что ты убила быка, говорит о твоей победе, а то, что в последний момент бык был удивлен, и ты запомнила такую мелочь, значит, никто от тебя этой победы не ждет.

– Кажется… – у Кати стала складываться ситуация – мать, муж, побег; естественно, никто ничего подобного не ждет, – а я, точно, смогу победить? – уточнила она.