доложила грязную посуду в уже полную раковину.

– Завтра помою. Пойдем спать. Я так устала, а завтра вставать ни свет ни заря с этой картошкой, – и это наконец-то было правдой.

Слесарь сошел раньше, а Андрей доехал до конечной, без всякого интереса разглядывая в мокрое окно смутные очертания незнакомого города.

…Сначала надо поесть, – решил он, – найти б забегаловку, куда пускают пропахших машинным маслом людей с такими, вот, руками… – и увидел вывеску, словно возникшую из недавнего прошлого – «Кулинария».

Съев кусок холодной трески с капустным салатом, он подумал, что для полного счастья остается найти постель, вытянуться и просто спать. Однако даже такое скромное желание оказалось неисполнимым, потому что в одной из обнаруженных им гостиниц, шел ремонт, а в другой, свободных мест не предвиделось в ближайшие двое суток.

Когда совсем стемнело, а дождь усилился, Андрей отправился на вокзал. Усевшись на узкий диван, он разулся, как заправский бомж; положил под голову сумку и лег, пытаясь укрыться куцей ветровкой. Сначала он слышал голоса, монотонное бормотание телевизора, висевшего под самым потолком, раздражающие позывные вокзального радио, но постепенно звуки становились все тише и неразличимее, и, в конце концов, Андрей заснул.

– Ладно, спи, – разочарованно вздохнул Володя, когда жена отвернулась к стене – за два дня он, как-то незаметно для себя, успел соскучиться, да и ей не надо было на дежурство…

– Спокойной ночи, – пробормотала Катя, изображая сонный голос. …Как же все это запомнить? Джинсы, и те, и другие… черный свитер; коричневый оставлю – он совсем страшный… юбки… какие ж юбки?.. Нет, надо записывать, иначе обязательно забуду что-то нужное…

Володино дыхание выровнялось, и Катя решила, что тоже надо спать …а то на картошке завтра сдохну. В конце концов, меня ж никто не гонит – уеду не послезавтра, а через два дня… Зевнула и дверь гардероба плавно закрылась. По какую сторону она оказалась, Катя не поняла, потому что стало темно… и неожиданно появился огромный бык. Это было очень страшно, потому что огромная, грязная туша, возникшая ниоткуда, стремительно приближалась, вздымая копытами облака пыли; глаз не было видно – бык несся наклонив голову, а его облезлые рога были направлены точно в цель. Себя Катя не видела, но откуда-то знала, что именно она является целью. Двинуться с места, чтоб пропустить чудовище, почему-то возможности не было, зато она ощутила в руке огромный нож; сразу в памяти возникла сцена, когда Костя, сосед матери, забивал корову. Катя уставилась в то место, где у быка должно находиться сердце; кожа, то собиралась складками, поднимая короткую шерсть, то разглаживалась, демонстрируя мускулы; что чудовище просто сметет ее, Катя даже не думала – она ждала, выставив вперед руку с ножом. В последний момент бык вскинул голову; в его безумных глазах возникло удивление, и тут нож вошел в его плоть по самую рукоятку. Катя устояла, вопреки всем законам физики, а бык с хрипом стал оседать; хлынула кровь – Катя чувствовала, какая она липкая и горячая…

– Ты чего? – ворвался в сознание голос Володи, и Катя открыла глаза, – чего орешь? – муж ласково погладил ее по щеке.

– Ой, Вовка!.. – Катя прижалась к нему, – такой кошмар приснился – огромный черный бык несся на меня…

– Дурочка, – муж засмеялся, – какой бык? Макеевых, если только?.. Но он не такой уж огромный, и не черный.

– Я не знаю. Но я убила его!

– Ну и молодец, – Володя посмотрел на часы, – четверть седьмого, а в семь надо быть у тещи.

– Да?.. – Катя зевнула. Конечно, можно было б поваляться еще полчасика, но она боялась закрыть глаза, чтоб снова не оказаться по колено в крови, – пойду, помою посуду, а то если после картошки мамка в гости нагрянет, опять бухтеть будет, типа, я хреновая хозяйка, – она встала, легко увернувшись от Володиных рук.

– Главное, чтоб дождя не было! – крикнул тот вслед, – а то по радио передавали – в городе будет сильный!..

– До нас, небось, не дойдет, – ответила из кухни Катя, подумав: …А там и в дождь классно… Глядя на закопченный бок чайника, в котором грелась вода, она представила, как сидит у чистого окна и смотрит на капли, бьющиеся в стекло, сбивающие с тополей желтые листья…

Проснулся Андрей, когда дождь закончился, оставив вместо себя тусклое серое утро; еще остался ветер, морщивший лужи, и промозглый совсем осенний холод. Ботинки стояли на месте, и Андрей брезгливо сунул ноги в их влажное нутро. Встал, натянув высохшую ветровку; выпив в буфете бурды, с чего-то именуемой «кофе», он подумал, что самое страшное позади, ведь за день можно, если повезет, даже запустить машину.

…Эх, сюда бы не этого «сменщика конверторов», а кого-нибудь из наших!.. Но это было несбыточное желание и, добравшись до завода, он, естественно, увидел лишь дон Кихота, с видом хозяина, прогуливавшегося по участку.

– Доброе утро, – проявляя неожиданное рвение, слесарь тут же приступил к делу, – я, вот, думаю, цилиндрики те уже можно ставить, чи нет?

– Доброе утро, Вообще-то, это уравновешиватели.

– Да мне все равно, как их звать, – слесарь махнул рукой, – так что, ставим? Лестницу я принес.

– Ставь. Болты взять не забудь, – Андрей уселся на перевернутый ящик и закурил, внимательно наблюдая, как слесарь балансирует на верхней ступеньке, пытаясь направить шток в нужное отверстие. …Не, была б гостиница, а так пусть сами работают; нашли, блин, мальчика – живешь на вокзале и еще показывай им представление под куполом цирка…

Наконец слесарь, тяжело сполз с лестницы и присел рядом.

– Аж в пот прошибло. Старый стал. Покурим маленько, – он вытащил из спецовки мятую пачку «Примы», – а у меня дочь в политехническом институте учится. Думаю, пока закончит, все наладится; вернется она и сюда придет работать.

– Хрен что в этой стране наладится! – Андрей смачно плюнул.

– Зря вы, – слесарь бросил сигарету, дотлевшую до самых пальцев, – дальше что будем делать?

– Дальше? – Андрей встал, – будем воздухопровод собирать.

– Что-то уже есть хочется, – слесарь посмотрел на часы, – может, перекусим? Столовой пока нет, так это… чем бог послал, – он вытер руки, и превратив ящик в стол, любовно накрыл его газетой, – старуха моя заботится.

Из шуршащего пакета поднимался завораживающий запах домашних котлет. Андрей сглотнул слюну, и инстинкт заставил его, будто невзначай, заглянуть в пакет.

…Всего-то три!.. И как мы их поделим?.. Отвернулся подчеркнуто равнодушно, но, похоже, слесарь и так ничего б не заметил, потому что принялся методично жевать, громко чавкая и облизывая языком в хлебных крошках, желтые гнилые зубы.

– Вы ешьте, не стесняйтесь, – напомнил он, – старуха моя умеет готовить. А какой у нее борщ! Вечером придешь, так тарелку навалит!.. – слесарь мечтательно вздохнул, принимаясь за вторую котлету. Андрей понял, что любые проблемы, которые мы воображаем, всегда разрешаются сами собой, и положил оставшуюся котлету на толстый кусок хлеба.

– Поганая у вас жизнь, – продолжал слесарь, – столовка, да гостиница… вот, жена, к примеру, у вас есть?

– Только жены мне не хватало. Что, баб вокруг мало? – Андрей криво усмехнулся.

– Компот хотите? – слесарь достал из пакета литровую банку, – хороший, из сухофруктов, – и пока Андрей пил, решил продолжить дискуссию, – и в чем же смысл такой жизни?

Андрей даже поперхнулся. Вытер подбородок, по которому побежала тонкая струйка, и возвращая банку, покачал головой.

– Ну, ты спросил! А в чем, вообще, смысл жизни?

– Это не я, это дочь спрашивала, – сделав глоток, слесарь аккуратно закрыл банку; потом опустил голову, углубившись в воспоминания, – говорит как-то – для чего, пап, мы живем?.. И что я ей отвечу?.. Ну,