припас под плащом — пистолет, например. Впрочем, может быть и то, и другое, и третье разом. Нет, он не один, подумал капитан, где-то тут поблизости — еще люди, и это самое скверное. Вопрос в том, его ли поджидает незнакомец или кого еще. Впрочем, встреча у этого дома да в такой час отметает все сомнения. Но это не Гонсало Москатель — мясник выше ростом, шире в плечах, Да и притом не из тех, кто справляется со своими неприятностями сам. Может быть, наемный клинок? Но в какие же выси занесся этот головорез, если, зная, с кем придется иметь дело, решил справиться с Алатристе в одиночку?
— Нижайше прошу вашу милость, — промолвил меж тем предмет капитановых размышлений, — немного погодить. Дальше вам нельзя.
Алатристе удивился: хотя незнакомец прикрывал рот плащом, приглушенный голос его звучал все же достаточно внятно, чтобы оценить учтивую манеру и тон человека хорошо воспитанного.
— А кто это меня не пускает? — осведомился капитан.
— Тот, кто имеет право.
Это он зря, подумал Алатристе, проведя двумя пальцами по усам, а затем взялся за массивную бронзовую пряжку своего пояса. Продолжать беседу не было никакого смысла. Вопрос лишь в том, в большой ли компании явился сюда этот хлыщ. Капитан, не поворачивая головы, быстро скосил глаза налево и направо. Что-то во всем этом было не совсем обычное.
— Ладно, к делу, — сказал он, вытягивая из ножен шпагу.
Закутанный не шевельнулся — даже не распахнул плащ. Он стоял неподвижно и смотрел, как мягко играет лунный свет на лезвии обнаженного клинка.
— Я не хочу с вами драться.
Ага, он изменил обращение. То «ваша милость», то просто «вы». Чтобы так лезть на рожон, надобно очень хорошо знать Алатристе, либо повредиться в рассудке.
— Это почему же?
— Мне это не пристало.
Алатристе поднял шпагу и наставил ее на незнакомца.
— Хватит канителиться! Шпагу наголо!
Увидев клинок в непосредственной близости от своей груди, незнакомец все же отступил на шаг и распахнул плащ. Лицо его было затенено широким полем шляпы, однако оружие оказалось на виду. Капитан ошибся: не пистолет оказался под плащом, а два пистолета. Колет же, судя по всему, был двойным, то есть, собственно говоря, не колет, а дублет.
— Я не стану с тобой драться.
Ах, теперь уже с «тобой»! Это облегчает дело. Сам напрашивается. Он мне тычет, а я его ткну. Святое дело — приколоть наглеца, хоть мне и кажется, что его голос я когда-то слышал. Но если даже мы с ним встречались, это не дает ему права встревать в мои ночные дела, а стало быть, не спасет его шкуру. Ладно, нечего тянуть. Пора кончать.
Капитан надвинул шляпу ниже, отстегнул пряжку плаща, дав ему соскользнуть наземь. Сделал шаг вперед, левой рукой обнажив кинжал и не сводя глаз с пистолетов противника. Тот отступил еще немного и вдруг проворчал:
— Чтоб тебя черти взяли, Алатристе! Все никак не узнаешь?
Сказано было с высокомерным раздражением. Голос теперь звучал яснее, и капитан вроде бы признал его. По крайней мере, засомневался и удержал руку, уже готовую нанести разящий удар.
— Ваше сиятельство?!
— Оно самое.
Граф де Гуадальмедина собственной персоной стоял перед Алатристе, и тот, еще не успев спрятать в ножны шпагу и кинжал, попробовал осмыслить это неожиданное появление.
— А какого дьявола оно здесь забыло? — осведомился он наконец.
— Не хотел, чтобы ты осложнил себе жизнь. Вот, значит, к чему клонил тогда дон Франсиско, молча продолжал размышлять Алатристе. Теперь все ясно. И очень погано, разрази меня гром. Вот же несчастная судьба: как ни велик мир, а сойтись на узкой дорожке пришлось страшно сказать с кем. И вдобавок Гуадальмедина затесался. Посредничек. Сводник чертов.
— О моей жизни мне и заботиться.
— Тебе и твоим друзьям.
— Так почему же мне нельзя пройти?
— Почему, не могу сказать. Нельзя — и все.
Алатристе раздумчиво покачал головой, перевел взгляд на кинжал и шпагу. Мы — то, что мы есть, подумалось ему. Репутация обязывает. Она у нас одна.
— Меня ждут, — сказал он.
Альваро де ла Марка был невозмутим. Капитан знал, что граф очень недурно управляется со шпагой — крепко стоит на ногах, обладает должным проворством, ведет бой хладнокровно и с оттенком щегольского пренебрежения к противнику, как в последнее время вошло в моду у испанской знати. Тем не менее с Алатристе ему не справиться. Хотя… Ночное время и слепой случай могут уравнять шансы. А два пистолета — тем более.
— Место занято, — раздельно проговорил Гуадальмедина.
— Желаю сам в этом убедиться.
— Сначала тебе придется меня убить. Или мне — тебя.
Это прозвучало без вызова или угрозы, а как нечто вполне очевидное. Очевидное и неизбежное. Сказано было негромко и дружески-доверительно. Графу тоже ведь из себя не выпрыгнуть: доброе имя — свое и чужое — жизни дороже.
Алатристе произнес прежним тоном:
— Не нарывались бы вы, ваше сиятельство, на неприятности.
И сделал шаг вперед. Граф остался на месте — шпага в ножнах, пистолеты крест-накрест за поясом. Без сомнения, он умеет ими пользоваться всего несколько месяцев назад, в Севилье, Алатристе имел удовольствие видеть, как он, не говоря худого слова, в упор застрелил альгвасила.
— Ведь это всего лишь женщина, — настойчиво, проникновенно, по-свойски, сказал Гуадальмедина. — Таких в Мадриде сотни… Ну, надо ли губить свою жизнь из-за какой-то актриски?
— Да кто б ни была, — помолчав, ответил капитан, — не только в ней дело.
Гуадальмедина, словно заранее зная ответ, тяжело вздохнул. Потом обнажил шпагу и стал в позицию, левую руку сместив к поясу. Алатристе — делать нечего — поднял клинки, отчетливо сознавая, что после этого движения земля будет гореть у него под ногами.
Увидев, как незнакомец — издалека не разглядеть было его лица, которое он наконец-то открыл — выхватил шпагу, я сделал шаг вперед, но цепкие руки Анхелики удержали меня.
— Это не наше дело, — шепнула она. Обернувшись, я взглянул на нее так, словно она внезапно лишилась рассудка.
— Что ты такое говоришь?! Там… там — капитан Алатристе!
Она совершенно не удивилась и не ослабила хватку.
— И ты хочешь, чтобы он узнал, как мы за ним следим?
Мой порыв немного угас. В самом деле, что я скажу своему хозяину, если он спросит, зачем я оказался здесь в такую глухую пору?
— Если объявишься, то выдашь меня, — продолжала она. — Твой друг Салотристе… или как его там? — вполне способен уладить свои дела сам.
Да что же это происходит? — ошалело спрашивал я себя. Что здесь творится? И какое отношение имеем мы с капитаном ко всему этому? При чем тут Анхелика де Алькесар?
— И потом, ты же не можешь оставить меня одну…
В голове у меня был полнейший туман. Анхелика крепко вцепилась в мою руку и была так близко, что я чувствовал на лице тепло ее дыхания. Я терзался стыдом за то, что не кинулся на выручку Алатристе, но ведь бросить Анхелику или выдать ее присутствие тоже невозможно. Это — позор. Меня так и обдало жаром. Не сводя глаз с улицы, я прижался пылающим лбом к холодному камню. Когда этот закутанный в
