— Опохмелись, душа моя, а то, не ровен час, еще что-нибудь привидится.

— Спасибо, спасибо, вы уже меня опохмелили, — пробурчал Марк. Он любил быть в центре внимания, но не тогда, когда над ним смеялись.

На перроне их встречали двое из горкома комсомола: высокий, худой, уже начинающий лысеть Лева Штурмин и Саша Еропкин, плотный, с черной бородой под молодого Карла Маркса.

— Ну, какие планы? — спросил Лева. — Мы можем сейчас поехать ко мне позавтракать, машины пока подождут, а потом разделимся. Платон, мы с тобой должны подъехать в горком, переговорить там, есть кое-какие проблемы. И надо с книгами все-таки разобраться…

Во время школы-семинара решено было развернуть книжный киоск с дефицитной литературой. Идея принадлежала Виктору. Все восприняли ее на «ура» и быстренько воплотили в жизнь известное положение, что инициатива наказуема. Запасшись письмами со всеми необходимыми подписями, Виктор двинулся по инстанциям выбивать дефицит.

В «Академкниге» его встретили хорошо и выделили кучу научной литературы плюс пять наименований из серии «Литературные памятники» — по двадцать экземпляров. Зато из «Москниги» просто выгнали, посоветовав походить по магазинам и купить что понравится за наличные. Пришлось обратиться к Платону.

Тот сразу же рванул к директору «Москниги», планируя сообщить ему кое-что о механизме снабжения московских спецавтоцентров запчастями, однако директор оказался человеком избалованным, сидел на дефиците уже не первый десяток лет, никаких личных проблем, кроме диабета, не имел и визиты молодых наглецов из какого-то там оргкомитета воспринимал отрицательно. А также он был явно не дурак, и когда Платон начал объяснять директору про международное значение школы, тот с надменной улыбкой поинтересовался, зачем иностранцам русские книги. Нашим? Ну, наши и так перебьются. Подключать тяжелую артиллерию в лице ВП Платон не хотел — по-видимому, успел похвастаться, что они затевают аховую школу-семинар и уже все сделали, — поэтому обратился за помощью к Ларри.

Теишвили подумал, пошевелил усами и решил проблему за два дня. Какая-то его знакомая работала в Центросоюзе и заведовала там именно книжной торговлей.

Ларри связался с ленинградским Центросоюзом, о чем-то договорился, и оттуда в Москву пришло письмо с просьбой выделить дополнительные фонды в связи с проведением мероприятия международного значения. Просьба была удовлетворена, фонды выделены, погружены в вагон и вроде бы даже отправлены в Ленинград. Но прошло уже две недели, а до места назначения они так и не доехали. Во всяком случае, когда Лева пошел получать книги, ему ничего не дали, пояснив: вот когда груз из Москвы придет, тогда и будем разговаривать. Естественно, у него зародилось пакостное ощущение, что ленинградские центросоюзовцы решили пришедшие из Москвы книги заначить для себя, а школе вообще ничего не давать.

Или дать, но такое барахло, которое не только себе не возьмешь, но и на прилавок будет стыдно положить.

— Книгами займутся Ларри и Витя, — решил Платон. — Мы с Мусой пойдем в горком, а остальные сразу поедут в пансионат. Хотя нет, Нина тоже поедет с нами в горком, может, надо будет что-нибудь напечатать. А Ленка — в пансионат.

— Я тоже в пансионат, — подал голос Еропкин, кажется, положивший на Ленку глаз. Ночь, проведенная на коленях Терьяна, ничуть не отразилась на Ленкиной внешности: выглядела она эффектно и, нисколько не смущаясь взглядов идущих по перрону людей, прихлебывала из бутылки пиво, от которого отказался Цейтлин.

Марк тоже с удовольствием остался бы с Платоном в горкоме и уже собирался придумать себе занятие в городе, но Платон, когда все пошли к машинам, придержал его за локоть:

— Мура, я тебе дам список лекторов и числа, когда они приезжают. На месте утрясешь с директором расселение. Под иностранцев у них уже все зарезервировано, а с нашими еще надо повозиться. Чтобы ни в один люкс или полулюкс без моего ведома не селили. Пройдешь по списку и по дням заезда и выбьешь максимум возможного. Просто бери все, что есть. Хорошо, что с тобой Еропкин едет, он, если что, позвонит куда надо. Прямо сегодня возьми ключи от двух люксов — самых лучших — и держи у себя. Один запишешь на оргкомитет, второй — на мое имя. Ленку и Нину посели в разных номерах. Но в двухместных.

Марк хотел было упомянуть о люксе и для себя, но подумал, что с этим он разберется сам, быстро оценил, что означают на деле квартирмейстерские функции, и промолчал.

— И еще, — продолжал Платон. — У Сергея будут все деньги, надо взять сейф и положить туда. Как только поселишься, позвони, — он сунул Марку бумажку, — и продиктуй все номера комнат.

Пансионат производил впечатление. Недавно отстроенный, он находился прямо на берегу. Сразу за ним начинался и тянулся куда-то в глубь суши сосновый лес, сиявший в лучах утреннего солнца. От центрального входа в разные стороны разбегались следы лыж. В холле было чисто, светло, и над регистратурой уже висело полотнище с надписью «Приветствуем участников международной школы- семинара».

Марк достал сигарету, вставил ее в мундштук, закурил и подошел к регистратуре:

— Доброе утро, девушки. Меня зовут Цейтлин, Марк Наумович, кандидат наук, заместитель председателя оргкомитета. Директора можно увидеть?

Беседа с директором началась не лучшим образом. Места для иностранцев, к счастью, были забронированы, но по всем остальным вопросам понимание отсутствовало. Например, директор почему-то считал, что советских участников будет около пятидесяти, а их ожидалось, как минимум, вдвое больше. И к лекторам он отнесся без особого тепла, считая, что они вполне могут жить в одноместных номерах. Обследовав один такой номер, Марк убедился, что жить в нем вполне можно, но только не академику. Что касается люксов и полулюксов, то здесь директор вообще отказался что-либо обсуждать — отрезал: все занято. Пришлось привлекать Еропкина.

Проблема, как выяснилось, состояла в том, что одновременно со школой в пансионате должен был проходить слет женских молодежных команд по лыжному спорту, и организовывал его все тот же горком комсомола, только другой отдел.

Еропкин сел на телефон. Через час удалось несколько развеять сгустившиеся тучи.

Оказалось, что в пансионате существует так называемое «левое крыло», куда обычно засовывают простых смертных, приезжающих по путевкам. Сейчас это крыло наполовину пустовало, потому что основная масса отдыхающих заезжала летом.

Еропкин договорился, что лыжниц разместят там. С люксами оказалось сложнее. Их было всего тридцать — по два на каждом этаже. Вернее, двадцать шесть, поскольку четыре люкса находились на этажах, где поселяли исключительно иностранцев.

По-видимому, эти люксы чем-то отличались от всех прочих, потому что Еропкин, когда директор сказал ему про восьмой и девятый этажи, понимающе кивнул и больше к этому не возвращался. А оставшиеся двадцать шесть были расписаны так: часть за одним горкомом, часть за другим, часть за третьим, два за какими-то предприятиями и так далее. И без согласования директор ничего сделать не может.

А сам согласовывать не будет.

— Вы же должны понять, — сказал директор, — я не буду звонить, — он указал пальцем куда-то вверх, — и просить разрешения кого-то поселить. Вам нужно, вы и договаривайтесь. Если у меня на шестом освободится место, один люкс дам. А больше ничего нет.

Марк полез было качать права, и Еропкину потребовалось приложить немалые усилия, чтобы его нейтрализовать. Через несколько минут удалось выяснить, что личный директорский резерв все-таки есть, и состоит он из четырех люксов. В одном из них, на шестом этаже, проживает некая персона, сосватанная коллегой директора — начальником Клязьминского пансионата в Подмосковье, эта персона должна сегодня