старого, теперь все больше приобретало новый смысл. Ленин так прямо и сказал:
'Мы, партия большевиков, Россию
От большевиков, работавших в национальных республиках и районах, Владимир Ильич требовал большего, еще и еще напоминал: '…нужен
В сущности, это и предопределило, почему Ленин рекомендовал Совету народных комиссаров кандидатуру Орджоникидзе на впервые учреждаемый пост чрезвычайного комиссара — полномочного представителя центра. В заранее разосланной повестке дня заседания Совнаркома этого вопроса вовсе не было. Ильич внес его неожиданно, вечером 19 декабря 1917 года, сразу после телефонного разговора с Харьковом, долгого и неприятного. Товарищи из Украинского Центрального Исполнительного Комитета снова жаловались на главнокомандующего советскими войсками на Украине Антонова-Овсеенко. Взаимные обвинения росли, как снежный обвал в горах.
На полях повестки дня Ленин сделал пометку: 'Тов. Серго Орджоникидзе утвержден'. На следующее утро, сразу после прихода в Совнарком, Владимир Ильич написал удостоверение, в котором подробно перечислил обязанности Серго.
Немного позже секретариат Центрального Комитета партии известил Донецко-Криворожский обком:
'Кроме тов. Антонова-Овсеенко в ваши края послан Г.К. Орджоникидзе, который сумеет, насколько мы знаем, сгладить все трения, могущие возникнуть вследствие личных черт тов. Антонова… Орджоникидзе имеет более широкие полномочия, и тов. Антонов не может предпринимать никаких шагов… помимо Орджоникидзе'.
Пятнадцатого марта 1918 года Пленум Центрального Комитета партии вновь подтвердил: 'Представителем ЦК на Украине является т. Серго'.
Неотвратимо наседали немецкие дивизии, бесчинствовали гайдамаки, плели заговоры украинские националисты, меньшевики, эсеры, посланцы Каледина и Краснова. Вдобавок бесконечные трения, распри, дипломатические конфликты между правительством Советской Украины и 'независимыми' Крымским и Донецко-Криворожским 'центрами'.
— Очень прошу вас, Серго, — напоминал тогда Ленин, — обратить серьезное внимание на Крым и Донецкий бассейн в смысле создания единого боевого фронта против нашествия с Запада. Убедите крымских товарищей, что ход вещей навязывает им оборону, и они должны обороняться, независимо от ратификации мирного договора. Дайте им понять, что положение Севера существенно отличается от положения Юга, и, ввиду войны, фактической войны немцев с Украиной, помощь Крыма, который немцы могут мимоходом слопать, является не только актом соседского долга, но и требованием самообороны и самосохранения.
Втолкуйте все это, товарищ Серго, — продолжал Владимир Ильич, — крымско-донецким товарищам и добейтесь создания единого фронта обороны… от Крыма до Великороссии с вовлечением в дело крестьян, с решительной и безоговорочной перелицовкой имеющихся на Украине наших частей на украинский лад.
Образумить крымчан, все более увлекавшихся игрой в самостоятельность, было слишком трудно. Начальник штаба обороны полуострова левый эсер Спиро приказал своим отрядам ни при каких обстоятельствах не выходить за Перекоп и Сивашский залив. Дескать, это самой природой обозначенная граница Крыма и предел забот… Несколько драгоценных недель ушли на переговоры, разъяснения, конференции. Лишь к середине марта, в Екатеринославе, под отрезвляющий аккомпанемент немецких пушек, представители Всеукраинского ЦИК, Крыма и Донецко-Криворожской республики согласились признать единое командование и объединить свои войска.
Большой пользы это уже не принесло. Немецкие и австрийские дивизии как стаи прожорливой саранчи распространялись по Украине. На севере они подкатывались к Курску, на юге — к границам Донской области. Судьбу Украины разделяли Белоруссия, Прибалтика, Финляндия, все Закавказье. Свою долю от шкуры неубитого медведя торопились отрезать и 'союзники' и 'нейтралы'. Англичане и американцы высадились в Мурманске и Архангельске. Японцы — во Владивостоке. На Волге поднял мятеж чехословацкий корпус. Едва ли не в каждой губернии к солнцу тянулись свои контрреволюционные 'правительства'.
Советское государство без хлеба, угля и нефти. Транспорт захлестывали спекулянты и мародеры. Людей косили тиф и дизентерия. Страна все больше и больше походила на осажденную крепость. А армия для защиты и грядущей победы еще только-только формировалась.
Серго на дальних — внешних обводах этой осажденной крепости. Он уже в Ростове. Он в ответе за Крым, Донскую и Кубанскую области, Ставропольскую и Черноморскую губернии, за Черноморский флот и весь Северный Кавказ до Баку. В мандате, присланном Лениным в Ростов, говорилось, что все совнаркомы, совдепы, ревкомы, военно-революционные штабы должны действовать под началом представителя центральной советской власти, чрезвычайного комиссара Орджоникидзе.
Начало было не очень обнадеживающим. В воскресный день Серго с Зиной ехали на фаэтоне с вокзала в 'Палас-отель'. Навстречу по Таганрогскому проспекту — в Ростове это все равно, что Невский в Петрограде или Головинский в Тифлисе, — катились мутные волны демонстрации анархистов. Вся программа полностью была выражена в двух словах, написанных на черных знаменах: 'Срывайте замки!' Анархистам никто не препятствовал. Они громили магазины, очищали склады, грабили квартиры. Все добро свозили в Новочеркасск, объявленный столицей очередного независимого государства.
В который раз Серго надо было начинать сначала — идти на заводы, в паровозное депо, в железнодорожные мастерские, просить помощи у населения рабочих окраин — Темерника и Нахичевани.
Одному из только что сколоченных красногвардейских отрядов Орджоникидзе поручил разоружить матросов-анархистов, их вожака арестовать. Не привыкшие к таким делам, рабочие действовали неудачно. Взбешенные анархисты среди ночи заявились в 'Палас-отель'. В вестибюле они положили огромную бомбу, затем послали наверх к Серго своего представителя.
'Оставались мы тогда в Ростове не так долго, — вспоминала Зинаида Гавриловна, — а пережили много. Каждый день мне казался последним. Никакой силой нельзя было заставить Серго поберечься. Почти ежедневно он участвовал в разоружении и ликвидации каких-нибудь новых контрреволюционных групп — анархистов, корниловцев, левых эсеров, просто бандитов.
Как-то вечером мы проезжали по темной, пустынной улице, — продолжала Зинаида Гавриловна. — Вдруг слышим какой-то шум во дворе ближайшего дома. Серго сказал мне:
— Подожди. Я узнаю, в чем дело.
Я удерживала его, боясь, что в стычке с неизвестными он может быть убит. Но Серго направился во двор. Минут через двадцать он возвращается обратно и рассказывает:
— Понимаешь, на беззащитных людей нападают!.. Трусы паршивые, получили что следует.
Серго бросил в пролетку несколько револьверов и винтовок. Мы поехали дальше'.
Новых встреч с Орджоникидзе анархисты избегали. Они больше не присылали ему открыток, любезно напоминавших, что 'дух разрушающий есть дух созидающий'. И бомб никто не доставлял в вестибюль 'Палас-отеля'. Гостиница да и весь город приобрели настолько благопристойный вид, что из Москвы пожаловали гости. Сразу три главных лидера партии левых эсеров — Камков, Карелин и Штейнберг. Им вдогонку еще двое не менее знатных — Саблин и Одоевский.
Первыми нанесли визит Серго, передали приветы от общих знакомых. Но доброжелательные собеседники готовили взрыв. Едва открылся съезд Советов Донской республики, как лидеры эсеров призвали отказаться от Брестского мира, начать 'священную революционную войну'. Благо немцы перешли границы Украины, подбирались к Таганрогу.
Эсерам поспешили протянуть руку 'левые коммунисты'. Их духовный наставник Сырцов демонстративно обнял Камкова. Председатель съезда казак Федор Подтелков не в очередь дал слово Серго. встретили не весьма приветливо. Посыпались реплики насчет кожаного костюма комиссара и маузера в деревянном футляре на ремне. Серго не остался в долгу, бросил несколько острых слов и перешел к делу.
— Товарищ Камков, наш неожиданный гость, в своей речи на все лады доказывал, что Брестский мир никуда не годится. Я вполне согласен с ним. Но я земной человек, витать в облаках не умею и потому прошу товарищей Камкова и Карелина ответить нам: где у них полки, оружие, батареи, в каком положении транспорт?.. Гости спрашивают, что у нас: мир или война? Я не боюсь: скажу, у нас плохой и скверный мир,
