гласит французская поговорка; всяко бывает. Упрячут нас в тюрьму, и снова некому будет готовить партийную конференцию. Пусть уж лучше останется ЗОК, только на вторых ролях, в подчинении Русского центра.
Мнение Орджоникидзе взяло верх. Затем обсудили порядок выборов на конференцию и приблизительный план будущей работы. В заключение приняли воззвание ко всем партийным организациям.
'К делу, товарищи!
Долой кружковщину, фракционность, склоку…
Да здравствует единая нелегальная революционная РСДРП!'
Обращение направили и деятелям легальных организаций.
Серго объяснил потом, для чего это было сделано.
— 'Нефракционный' Троцкий… всеми силами распространял против нас всякую… небылицу. Особенно энергично он уверял, что ленинцы не хотят допустить никого из 'легалистов' на конференцию. А мы, ленинцы, доказывали своим обращением к товарищам легалистам, насколько 'прав' был Троцкий. С недоумением рабочие говорили: 'Какая бессовестная травля! Если правда, что Ленин не хочет легалистов на конференции, почему же ленинцы обращаются к нам, мы-то работники беспартийных организаций! Это значит — Троцкий говорит неправду'.
По одному, по два члены Российской организационной комиссии покидали Тифлис. В Петербург снова отправился Семен. В Москву и в Прибалтийский край — Сурен Спандарян.[34] Задержался лишь Серго. Он понимал, что слишком рискует. Раздобыл себе паспорт на имя богатого коннозаводчика из горного Карачая, надел парик, наклеил усы, облачился в щегольскую черкеску. И готовил выборы Кавказского бюро РСДРП — центра, который бы надежно сплотил большевистские группы, разбросанные по городам большого, многонационального края.
Было у Серго и другое намерение, также успешно осуществленное. Он наладил работу подпольной типографии. Сразу дал ей большой заказ — во многих тысячах экземпляров отпечатать прокламацию: 'Товарищи рабочие! Организуйтесь в единую нелегальную революционную партию!'
'…Для того, чтобы в грядущей борьбе иметь силу и влияние на народные массы, — говорилось в прокламации, — чтобы руководить ими, нам нужно иметь свою тесно сплоченную, крепкую и прочную пролетарскую организацию. При теперешних политических условиях ясно, что мы, рабочие, не имеем возможности организоваться в открытую партию. Нам необходима ПОДПОЛЬНАЯ работа. Никакие препятствия не должны останавливать нас в святом деле воссоздания нашей нелегальной рабочей партии.
Везде, повсюду в России сознательные пролетарии неустанно ведут трудную, тяжелую работу по воссозданию и укреплению РСДРП. Так протянем же им руку, встанем плечом к плечу с ними. Объединенные, мы непобедимы!
Итак, товарищи рабочие, настало время, когда с удвоенной энергией мы должны взяться за подготовку к новым битвам под красным знаменем нашей славной и старой Российской социал- демократической рабочей партии.
Долой ликвидаторство!'
Прокламация была распространена по всему Кавказу. Затем в изложении Ленина появилась и на страницах 'Социал-демократа'. Ильич радовался: '…прокламация отпечатана в собственной типографии тифлисских большевиков'.
…Осенью проститься с Тифлисом особенно трудно. На этот раз Серго не мог подбодрить себя тем, что, уехав из родной Грузии, он по крайней мере будет находиться там, где всего нужнее,
Торопился в Париж, а уперся в полосатый пограничный шлагбаум. Ни заграничного паспорта, ни пачки ассигнаций, мгновенно вызывающих благосклонность пограничной стражи, Орджоникидзе не имел. Без денег не удавалось сговориться и с галицийскими евреями-корчмарями и балагулами, хорошо знавшими тайные тропы и надежные броды.
Оставалось еще раз — в который по счету! — испытать счастье. Как только зарядил хороший дождь, Серго перекинул через плечо ботинки — для сохранности — и подался через лес к реке. Вода оказалась даже теплее, чем предполагал Серго, с детства привыкший к обжигающе-студеным водам Квадауры. Противоположный, поросший сосной берег и был заграницей.
А в Париже Владимир Ильич не знал, что и думать. С надежной оказией Крупская прислала в Тифлис записку:
'С-о все еще нет, и вестей от него никаких. Думаем, провалился. Между тем положение весьма обострилось… Ввиду возможного провала С-о попросите… прислать немедля подробнейшее письмо о свидании с Олей'.[35]
О нет! Серго сам поведает Ильичу о своей крестнице Оле.
До Парижа он кое-как добрался. Смертельно устал. Забыл, когда в последний раз досыта ел. И так как не на что было купить билет в омнибус, нанял у Северного вокзала автомобиль. И снова на окраинной улице Мари-Роз консьержка побежала звать Надежду Константиновну. Ей пришлось расплачиваться с шофером.
Они уютно устроились в той же 'приемной' Ильича, у окна, выходившего в ярко расцвеченный лукавой парижской осенью садик.
— За это время в жизни нашей дорогой Оли, — Серго невольно озорно подмигнул, — не произошло никакого изменения к худшему. Не получен ни один протест от местных организаций. Напротив, к Российской организационной комиссии присоединились новые силы: крупные районы Москвы, Петербурга, Николаев, Казань, Саратов, Вильно.
— Паровоз поставлен на рельсы, — прибег к несколько неожиданному образу Владимир Ильич. — Ей-же-ей! Практически действующий центр существует. Возможно предвидеть долгие и трудные месяцы, новые провалы, новые перерывы в работе. Но главное сделано. Знамя поднято; рабочие кружки по всей России потянулись к нему, и не свалить его теперь никакой контрреволюционной атакой!
Поздно ночью Надежда Константиновна не выдержала — потребовала, чтобы Владимир Ильич и Серго немедленно шли спать.
— Вам, Серго, я постелила на кушетке в соседней комнате. Сейчас же ложитесь!
В восемь часов утра Ильич всех поднял. За чаем объявил, что два дня Серго может заниматься чем ему угодно, лучше всего пусть гуляет за городом.
— Засим, — Ленин отодвинул чашку, затиснул пальцы в узкие кармашки жилетки, повторил: — Засим — бой! Ваш доклад на заседании ЗОК. Ничего хорошего ждать не следует, все-таки пройдем и через это чистилище…
Терпения у Орджоникидзе хватило еще на целый месяц. Лишь в первых числах декабря он поместил в газете 'Социал-демократ' открытое письмо 'примиренцам из ЗОК'.
'Я же, как уполномоченный Российской организационной комиссии, заявляю, — писал Серго, — что ничего общего с этим обломком заграничного учреждения не имею'.
Этому предшествовала слишком мучительная душевная драма. 18 ноября Серго получил из России призыв Семена немедля помочь: 'Убедительно прошу тебя не задерживать меня деньгами, надо сейчас выехать, переведи телеграфом. Внешняя обстановка резко изменилась и без хвоста ни на шаг. Торопись'.
У большевиков денег давным-давно не было. Еще в начале 1910 года, сразу после 'примирительного' пленума ЦК, потребовавшего распустить все фракции, сторонники Ленина поручили свою кассу нейтральным 'держателям' — лидерам немецких социалистов Каутскому, Мерингу и Цеткин. При этом было оговорено, если паче чаяния произойдет новый раскол, деньги должны вернуться к прежним хозяевам — большевикам. Примирение длилось недолго. Борьба разгорелась пуще прежнего. Ленин попросил 'держателей' выполнить джентльменское соглашение. После нескольких месяцев молчания Ильичу предложили — обратитесь в
