Видишь ли, всюду есть семена — и не только в земле, но и на крышах домов, и на подоконниках, и на тротуарах, и на стенах, и в дощатых заборах. Тысячи, миллиарды семян, которые пропадают зря. Они лежат себе, полеживают и ждут не дождутся, когда порыв ветра унесет их в поле или в сад. Застряв где-нибудь меж камней, они часто гибнут, не в силах пустить ростки. Но бывает и так, что зеленый палец случайно прикоснется к этим забытым семенам, и тогда они непременно прорастут, зацветут. Впрочем, доказательство перед тобой. Твои пальцы наткнулись в земле на семена бегонии — и вот результат… Ей-богу, я тебе завидую. Вот бы мне, да при моей-то профессии, такие зеленые пальцы!

Однако Тисту как будто не поразило такое удивительное открытие.

— Теперь опять будут болтать, что я не такой, как все, — уныло протянул он.

— Лучше всего вообще никому об этом не говорить, — заметил Седоус. — К чему возбуждать у людей лишнее любопытство или зависть? Скрытые таланты всегда приносят нам неприятности. Ясно, что у тебя зеленые пальцы. Ну и хорошо! Береги их, и пусть эта тайна останется между нами.

И в записной книжке, предназначенной, по мысли отца, для беспристрастной оценки каждого проведенного с Тисту урока, старый садовник написал без всяких затей:

«У этого мальчика большая склонность к садоводству».

Нет ни малейшего сомнения в том, что вспыльчивый характер господина Трубадисса объяснялся давним его знакомством с пушками.

Господин Трубадисс был доверенным лицом отца Тисту. Недаром он следил за многочисленными заводскими служащими и для большей уверенности, что все они на своих рабочих местах, пересчитывал их каждое утро; он заглядывал в стволы пушек, дабы удостовериться в их идеальной отшлифовке, по вечерам он проверял, надежно ли заперты заводские во рота, и частенько трудился по ночам, проглядывая длиннющие колонки цифр в бухгалтерских книгах. Одним словом, господин Трубадисс превыше всего ценил порядок Вот потому-то отец и рассудил доверить ему дальней: шее обучение Тисту.

— Сегодня я познакомлю вас с городом и объясню, что такое поря док, — прогремел на весь вестибюль господин Трубадисс, словно обращаясь к целому полку.

Заметим мимоходом, что господин Трубадисс поначалу служил в армии и лишь потом занялся пушками; и хотя он пороха не выдумал, тем не менее знал, как с ним надо обращаться.

Тисту мигом скатился вниз по перилам.

— Соизвольте снова подняться наверх и спуститься на сей раз по лестнице, — сурово обратился к нему господин Трубадисс.

Тисту повиновался, хотя про себя и подумал: раз уж он внизу, глупо подниматься наверх и опять спускаться вниз.

Что это у вас на голове? — спросил господин Трубадисс. — Клетчатый картузик…

— Тогда наденьте его не набок, а прямо, как положено.

Не думайте, что господин Трубадисс был злым человеком. Вовсе нет, только вот уши у него были красные-красные, да еще он любил сердиться из-за пустяков.

«Лучше бы я занимался с Седоусом», — огорченно подумал Тисту. Подумал и двинулся в путь вместе с господином Трубадиссом.

— Город, — начал свой заранее приготовленный урок господин Трубадисс, — состоит, как вы могли уже заметить, из улиц, ведомственных зданий, домов и людей, которые живут в этих домах. Как вы думаете, что самое главное в городе?

— Ботанический сад, — ответил Тисту.

— Ошибаетесь, — возразил господин Трубадисс, — самое главное в городе — это порядок. И посему мы сначала посетим ведомственное здание, где царит полнейший порядок. Если в городе, в стране, в обществе нет порядка, то они, уподобляясь порыву ветра, не имеют права на собственное существование. Порядок необходим, и, дабы сохранить его, нужно карать всякий беспорядок!

«Должно быть, он действительно прав, — подумал Тисту. — Но почему он так громко говорит, чуть ли не кричит? Уж кто-кто, а он-то на свой голос пожаловаться не может. Не голос, а настоящая труба! Неужто на до так шуметь из-за какого-то там порядка?»

На улицах прохожие оборачивались в их сторону, и Тисту готов был про валиться сквозь землю от стыда.

— Тисту, будьте внимательны. Что такое порядок? — грозно спросил у него господин Трубадисс.

— Порядок?.. Это когда все довольны, — ответил Тисту.

Господин Трубадисс как-то неопределенно хмыкнул, и уши у него, и без того красные, покраснели еще больше.

— Я заметил, например, — поборов смущение, продолжал Тисту, что мой пони Гимнаст всегда доволен, если его хорошенько вычистят, рас чешут и вплетут в его гриву серебряные бумажки, и совсем недоволен, если он грязный… я также знаю, что садовник Седоус всегда улыбается деревьям, когда они аккуратно подстрижены. Ведь это и есть порядок, правда?

Такой ответ, кажется, не вполне удовлетворил господина Трубадисса, потому что уши у него покраснели еще сильнее.

— А как же, по-вашему, поступают с людьми, которые сеют беспорядок? — спросил он.

— Их должны, конечно, наказывать… — ответил Тисту, для которого фраза «сеют беспорядок» означала примерно то же самое, что «посеял домашние туфлю» в комнате или «посеял игрушку» в саду.

— Их сажают в тюрьму, вот сюда, — заявил господин Трубадисс, махнув рукой в сторону какой-то необычной, громадной и глухой стены, выкрашенной в унылый серый цвет.

— Это и есть тюрьма? — спросил Тисту.

— Ну да, — подтвердил господин Трубадисс. — Тюрьма — не что иное, как государственное учреждение, которое способствует поддержанию по рядка.

Пройдя вдоль этой длинной стены, они оказались перед высокой черной решеткой с острыми зубцами. За этой черной решеткой виднелись другие такие же черные решетки, а за этой угрюмой стеной другие такие же угрюмые стены. И все эти стены, и все эти решетки были утыканы сверху острыми зубцами.

— А почему весь этот каменный дом изукрашен такими безобразны ми зубцами? — спросил Тисту. — Зачем они нужны?

— Зачем?. Они не позволяют заключенным убегать.

— Если бы тюрьма эта была не так уродлива, — заметил Тис ту, — им, может, и не захотелось бы отсюда убегать.

Щеки у господина Трубадисса, не говоря уж об ушах, вспыхнули как маков цвет.

«До чего же странный ребенок, — подумал он. — Его надо еще учить и учить». А вслух добавил:

— Тебе следует знать, что заключенные — люди злые.

— Значит, их заперли сюда для того, чтоб излечить их от злости?

— Н-да… пытаются… Пытаются научить их жить честно… не воровать, не убивать…

— Их бы научили этому куда быстрее, если бы вокруг не было так уныло.

«О-о-о… А мальчишка-то с головой!» — подумал господин Трубадисс. За решетками Тисту увидел заключенных, которые, понурив голову, молча шагали по кругу. Бритоголовые, в полосатой одежде и грубой обуви, они вызывали чувство острой жалости.

— Что это они там делают?

— У них прогулка, что-то вроде перемены, — объяснил господин Трубадисс.

«Ну и ну! — удивился Тисту. — Если уж у них такая перемена, каково же им тогда на уроках! Нет, тюрьма — штука невеселая».

Ему было грустно, хотелось даже поплакать, и, возвращаясь домой, он не проронил ни слова. А господин Трубадисс расценил его молчание как добрый знак и решил, что проведенный урок принес свои