В ознаменование этого события Александр проявил по отношению к своей армии неслыханную щедрость. Он не только обеспечил приданным каждую персидскую девушку, выходящую замуж за его воина, не только наградил всех отличившихся в боях золотыми венками, из которых самый маленький стоил один талант, но еще принял решение оплатить военачальникам и воинам все долги, которые они могли сделать во время похода. Были поставлены большие столы, на которых лежали золотые и серебряные монеты, и были приглашены поставщики и торговцы, имевшие долговые обязательства, имя же должника не учитывалось. И даже солдатам, дававшим деньги в долг товарищам, командирам, которые ссужали подчиненных из своего жалования или из захваченного добра, – всем были возвращены долги. Двадцать тысяч талантов ушли на эту окончательную выверку счетов.
Удивительно, что армия не проявила особой благодарности за все эти щедрости. Она приняла золото без особой благодарности, празднества без радости, почести без энтузиазма. Старые македонские части, которые оставались верными, несмотря на все трудности обратного пути, стали особенно неуправляемыми по мере того, как их осыпали благодеяниями. Все, что им давали, казалось им должным, и ничто не могло их удовлетворить. Скверное настроение постоянно царило в их рядах; они ставили в упрек царю то, что он отдалялся от них, отгораживаясь восточной пышностью, и слишком уважительно относился к побежденным народам. Они хотели бы иметь возможность вести себя всегда как победители, и обращаться с покоренными как с рабами.
Первые волнения, еще незначительные, имели место в Сузах, когда Селевк представил подготовленное им новое воинское формирование персов; тридцать тысяч новобранцев перестраивались по македонскому образцу, проявив выносливость и умение маневрировать. У ветеранов это вызвало зависть; они были раздасадованы и едва ли не уничтожены, удостоверившись, что побежденные ими народы смогли выставить такую искусную армию, блиставшую молодостью и предназначенную однажды заменить их.
Позже, на берегу Персидского залива, Александр основал новую Александрию, двадцать четвертую, и последний из созданных им городов. А через несколько недель он поднялся вверх по течению Тигра, отдавая распоряжения о перестройке стоящих на его пути крепостей.
Он уводил своих ворчащих греков, разгневанных македонян, которые роптали, недовольные слишком длинными переходами, и жаловались, что их заставляли заниматься строительными работами. «Пусть царь берет персов, раз уж он их так любит», – говорили воины.
И многие военчальники разделяли чувства простых воинов потому, что видели вокруг Александра азиатских сановников, занимавших все больше должностей в управлении и командовании.
Армия была собрана в Описе, где перекрещивались четыре великих пути Малой Азии: в Сузы, Экбатан, Вавилон и Тир. И там от имени Александра было объявлено, что он распускает десять тысяч из числа ветеранов: тех, кто имел белых коней, чьи спины согнул возраст, чья походка стала тяжелой от ран и тех, кто начал брюзжать уже с берегов Инда.
Тут вспыхнул настоящий мятеж. Те же самые воины, которые столько раз требовали возвращения в Грецию, со странной непоследовательностью взбунтовались в тот момент, когда им была дарована свобода; они отказывались быть распущенными по частям, они хотели быть отпущенными все вместе или же чтобы не был отослан никто. Александр, говорили они, отделывается от них сейчас, когда они ему больше не нужны, чтобы заменить их персами, ибо теперь все говорило за то, что он больше любил персов, чем своих соратников. Таким образом, побежденные получат больше от своего поражения, чем они, победители, от своих тяжких побед. Еще они кричали, что царь предал их, отказался от них так же, как отказался от своей страны; они отказывались уехать, если Александр не вернется с ними, или они тут же разбегутся и оставят его одного с персами.
Поистине, они сами не знали, чего хотели. Отставка, которая только что выпала на долю десяти тысяч из них (и впредь будет настигать их по очереди), показалась им невыносимой, тогда как они так часто желали ее. Они не могли смириться с тем, что постарели, устали и что приключение кончилось; и их гнев, который вспыхивал по любому поводу, был в действительности направлен против царя, который более десяти лет обеспечивал их судьбу. Поднялся сильный шум, и ветераны начали бряцать оружием.
Услышав крики, раздававшиеся из лагеря македонян, и осведомленный о том, что там происходит, Александр приказал собрать во дворе перед дворцом военачальников и представителей простых воинов.
Он оказался перед вопящей сворой, среди которых узнал множество гетайров и своих лучших воинов. Он хотел обратиться к ним, но в первый раз не смог заставить их слушать себя. От гнева он побледнел. Сгрудившиеся вокруг него Гефестион, Евмен, Пердикка, Птолемей и Кратер умоляли его быть осторожным, потому что эта толпа действительно была готова забросать его камнями. Но он, спустившись со ступенек, пошел на бунтарей, в то время как встревоженная охрана сгруппировалась для его защиты. Сопровождаемый криками и угрожающими жестами, он направился прямо к главарям, которых схватил за волосы и яростно столкнул их головами по двое так, что у них чуть не раскололись черепа. Так он швырнул дюжину тел на руки страже. «Смерть им!» – завопил Александр. И он отдал команду немедленно исполнить приговор на крыше дворца. Остальные в ужасе отпрянули, и наступила тишина.
Тогда Александр поднялся на ступени. «Теперь вы выслушаете меня!» – воскликнул он. Звенящим от гнева голосом он напомнил им, чем они обязаны ему и, прежде всего, в каком положении их нашел Филипп. «В большенстве своем вы были жалкими мужланами, одетыми в шкуры животных. Вы пасли баранов, без большого успеха боролись в горными племенами для их защиты. Филипп повел вас в города и деревни; он заменил вам шкуры на форму воинов; он дал вам законы и ввел нравы цивилизованного народа. Избыток жизненных благ, несомненно, погубил вас; вы больше не вспоминаете, в каких условиях вы жили раньше – И не потому вы начали вопить, как безумные, что я уволил большее количество воинов, чем оставил; зло гнездится выше, и есть нечто другое, что подстерекает вас к дезертирству. Быть может, блеск золота и серебра ослепил вас; вам нужно вернуться к деревянной посуде, к ивовым щитам и жалким ржавым мечам, которыми вы пользовались в начале вашей жизни. Ибо Филипп сделал вас хозяевами варваров, которые окружали вас; он завоевал для вас пангийские золотые копи, он научил вас торговать; он открыл моря для ваших кораблей; он распространил ваше господство на Фракию, Фесалию, Фивы, Афины, Пелопонес и на всю Грецию. Но все это, хотя и кажется само по себе великим, ничто по сравнению с тем, что вы получили благодаря мне! Вы часто говорите, что сожалеете о Филиппе; вы забываете, что перед смертью он столкнулся с невозможностью дальше кормить вас. Что я нашел в казне после его смерти, кроме нескольких золотых кубков? Шестьдесят талантов. И пятьсот талантов долга. Мне пришлось еще одолжить восемьсот, и с этим я победил для вас мир».
Известно было красноречие, которое вдохновляло его перед сражением; но никогда его голос не был таким сильным, речь более мощной, чем в эту минуту, когда противником его были его же солдаты.
«Я заставил вас пересечь Геллеспонт, – продолжал он, – в то время, когда персы безраздельно владели морями. Я разбил сатрапов Дария при Гранике; я присоединил к вашим владениям все провинции Малой Азии; множество городов я взял штурмом, другие покорились мне сами; все, что там было, я раздал вам. Богатства Египта и Кирены, которые мне достались без боя, пошли вам; Сирия, Палестина, Месопотамия – ваша собственность; Вавилон, Бактрия и Сузы принадлежат вам; состояние мидийцев, роскошь персов, драгоценности индийцев – ваши; вам принадлежит внешний океан! Вы стали младшими и старшими военачальниками, вы стали наместниками! А что я оставил себе в награду за всю накопившуюся усталость,
