Он: «Идею понял. Давай-ка мы с тобой повторим здесь путь, который я проделал там. В смысле – при возвращении от эколата-два сюда. Как бы шиворот-навыворот. Это и будет, в общем-то, от края к середине. Интересно, чем ответит нам эколат-один? Готов поспорить – „палубой“ эколата-три».

Я: «Да, любопытно... Хорошо, настраиваю синапсию „Марины“ на точное повторение маневров „Эспуар“. Поехали!»

Кир-Кор с неодобрением отметил проворство, с каким челноки молодых дальнодеев закладывали виражи в просторных переходах между «задами» больших атриев. Крупные, средние и малые (относительно малые) квадратные проемы, стены, потолки, блистая и поворачиваясь, мелькали в глазах с головокружительной быстротой. Возникла обеспокоенность: не слишком ли резво ведет себя молодежь в недрах чужого сооружения?..

Путь с поворотами на переходах был недолгим, и не успело еще беспокойство оформиться в тревогу – челноки с ходу вынеслись в океан ослепительно огненной плазмы!.. Кир-Кор сжал в руках подлокотники: почти физически он ощутил очень резкое торможение сута, резкий поворот трамы и резкий рывок с места обратно в атрий, прочь с яростно пылающей «палубы» – это уже была работа синапсии в режиме выхода из экстремальной ситуации.

Голос Сибура:

«Ошеломленные горячим, как плавильная печь, и незабываемо ярким, как выстрел из арабайнера, приветствием местного солнца, мы вернулись в исходную точку – на „палубу“ эколата-один и обсудили высокотемпературный результат парной разведки. По показаниям синапсии было ясно, что нас занесло в коронарную область Пянжа. Даже верхний защитный слой на сутах испарился. Непонятно, как выдерживает такую температуру „палуба“ эколата-три... Мы решили оставить два первых ряда атриев в покое и опробовать другие ряды. Испарившийся слой нас кое-чему научил...»

Кир-Кор привел в порядок чувства, стараясь не нарушать стабильность пиктургии.

«Детский сад, – подумалось ему. – Питомник наглеющих оптимистов. Новастринский „заочный“ некрополь их, маракас, ничему не научил, вся надежда теперь на испарившийся слой».

Челноки разведчиков стали падать в широко распахнутую пасть большого атрия в третьем ряду. Увидев «голый» зеркально-блещущий сут Мирана (без содранного жаром Пянжа серебристо-белого слоя), Кир-Кор опять ощутил напряжение, пальцы непроизвольно сжались вокруг подлокотников. Но в этот раз роль ведущего Миран уступил Сибуру. Очевидно, как более осмотрительному и осторожному члену разведывательной пары. Сибур был осмотрительнее своего напарника ровно на один ангстрем, осторожнее – на одну молекулу. Зато Миран был старше на четыре года, поэтому его мнение чаще всего перевешивало. Хоть на один миллиграмм, но перевешивало.

Нет, напрягаться не надо. Парни они, конечно, лихие, шмах-тревер, но не до полной же потери природного здравомыслия!..

Быстрый спуск до пересечения вертикального атрия с двумя горизонтальными. Ход вперед через золотой «зал», изрешеченный проемами средних и малых атриев. Плавный подъем к выходу на «палубу» через вертикальный атрий следующего ряда. Очень неторопливый подъем. Выписанная сутами траектория перехода в общем виде напоминала абрис перевернутого кверху «ножками» подковообразного магнита.

При выходе из атрия наружу над широченной горловиной ничего страшного не наблюдалось. Те же звезды, тот же свет Пянжа, косо падающий на золотые стены. И тем не менее разведчики не спешили, явно сдерживая буйную энергию своего исследовательского порыва. «А, попритихли, воробышки!» – подумал Кир-Кор.

Супы поравнялись с закраиной выхода и плавно взмыли над залитой солнечным светом «палубой».

После выхода визуально ничего не изменилось. Ни над «палубой», ни вокруг нее. Кир-Кор уж было решил, что переход дал нулевой результат. Однако – по мере подъема сутов над эколатом – ближайший край «палубы» обзавелся несвойственной ему окантовкой бордового цвета...

Сначала это была просто полоска. Затем – полоса. А когда челноки устремились в том направлении, полоса вдруг предстала перед глазами обширной медно-красной равниной.

«Итак, имеем дело с эколатом-четыре? – подумал Кир-Кор. – Сомнительно... Очень».

Лежащая на равнине черная тень эколата создавала иллюзию глубокого рва, дна которого не было видно. А на невидимом «дне» пульсировал вспышками крохотный, как булавочный прокол, рубиновый огонек. Серия вспышек была простой и знакомой: две короткие вспышки – длинная – короткая. Каждые четыре секунды серия повторялась. «Гондор в тени эколата», – понял Кир-Кор, узнав светосигналы маяка автономного наблюдательного стационара «Феникс».

Голос Сибура:

«На сей раз – Планар. Судя по светосигналам маяка нашего типового „Феникса“, Гондор почти вертикально под нами. Однако Гондор и даже сам Планар занимали нас в эти минуты меньше, чем вопрос о количестве эколатов. Мы с Мираном терялись в догадках».

Я: «Мир, если не отвлекаться от принципа рациональности, надо полагать, в окрестностях Пянжа обретается только один эколат».

Он: «И рационально скачет, словно кузнечик, из одной точки пространства в другую? Не исключено, но и не обязательно».

Я: «В альтернативном варианте – скачем мы. С одного эколата на другой».

Он: 'Пуркуа па? В переводе с языка моих предков: «почему бы нет?»

Я: «Потому нет, что люверы заметили всего один эколат».

Он: «Неудивительно. Ну, скажем, второй эколат слишком далек, третий – ближе, но незаметен в коронарной области Пянжа, четвертый – плохо заметен на фоне Планара, окруженного летающими обломками, логично?»

Я: «Да как-то не очень. Поскольку надо будет объяснить заодно и незаметность пятого эколата, шестого, седьмого и так далее».

Он: «Мы разве сделали пятый, шестой и седьмой переходы?»

Я: «Пока не видно ничего такого, что помешало бы нам сделать их».

Он: «Вот когда сделаем...»

Я: «Когда сделаем – объявится армада припрятанных там и сям чудовищных параллелепипедов? На языке твоих предков: пуркуа па?»

Он: «Сиб, мы имеем дело с какой-то новой реальностью. Для итоговых умозаключений у нас мало данных».

Я: «Да, что-то тут действительно логически не вяжется ни с какой стороны – хоть так поверни, хоть этак...»

Он: «Предлагаю, не теряя времени, возобновить эксперименты с переходами. А там... видно будет».

Я: «Согласен. Разве что с одним дополнением. Мы трижды „ковырнули“ „палубу“ этого золотого дредноута, теперь, мне кажется, нам следует пощупать его со стороны „днища“. Веди».

Он: «Доверяешь?»

Я: «Пуркуа па? Но дело не только в этом. Мне понадобится показать отцу ретропиктургический отчет, и лучше будет иметь перед глазами твой сут для сравнительного масштаба. Поехали!»

«Эспуар» Мирана чайкой упала в тень – словно в черную воду. Сибур направил свой сут вдогонку, и Кир-Кор глазами сына увидел, как на концах лучей «Эспуар» вспыхнули внутрикорпусные фары. В полумраке к помощи фар на сутах прибегали редко, но что делать, если вместе с защитным слоем испарилась и слоистая система менее энергоемких микрокристаллических источников света – омнижекторов.

Струясь пунктирами атрийных рядов, снизу вверх проносилась мимо челноков отвесная боковая стена золотого колосса, зловеще подсвеченная, как на пожаре, медно-красным заревом равнины Планара. А когда через тридцать пять километров снижения эта величайшая из стен все же кончилась прямолинейным срезом, между эколатом и поверхностью Планара еще оставалось свободное пространство многокилометровой глубины.

Нырнув под «днище», разведчики поспешили с ходу выйти в район геометрического центра нижней грани колосса. Картина полета была весьма необычная: над челноками с сумасшедшей быстротой проносилось низкое, изрешеченное атриями золотисто-багровое небо, внизу простиралась пустыня, поделенная пополам черным бездоньем теневой пропасти. Во мраке гигантской тени мигал красными